Н’рхангла даже не удивился, когда его отнесли на лежанку, вместо того чтобы спровадить за дверь. Р’харта запустил пятерню в его волосы, щегольски заплетенные и украшенные серебряными кольцами, с силой провел рукой по горячей спине. Н’рхангла непритворно заурчал от удовольствия.
Т’нерхма, сидевший на дальнем краю лежанки, у стены, подвинулся к ним. Командующий выпустил Н’рханглу из рук, и тот подавил вздох сожаления. Т’нерхма притянул его к себе, сунул ладонь под живот; поставил Н’рханглу на четвереньки и торопливо вошел туда, где только что побывал вождь.
Н’рхангла не сопротивлялся. На секунду он ощутил обиду из-за того, что после самого Р’харты его имеет кто-то еще, но это чувство он отогнал - ранг “второго лезвия” был слишком высок сам по себе.
Вождь смотрел на них - не столько жадно, сколько изучающе. Н’рхангла встретил его взгляд и быстро опустил лицо на руки.
Р’харте нравилось, что юнец не возомнил невесть что, единожды подставившись главнокомандующему: помнит свое место. Нравилось, что ведет себя сдержанно, не строит шлюху, но и не мнется. Больше всего нравилось, что под ним, Р’хартой, откровенно получал удовольствие, а Т’нерхме дает лишь из-за места в иерархии… Когда партнер закончил, Р’харта оттолкнул его, снова бросил Н’рханглу на спину – кажется, так ему нравилось больше всего – и принялся за дело. Поначалу молодой воин только стискивал челюсти, но потом разогрелся…
Ленты вжимали его в соляную корку, подтаивавшую от его пота; одурманенному Н’рхангле казалось, что он задыхается под чудовищной тяжестью Р’харты. “Доилка” работала.
- Ты смотри, как подмахивает! – подивился х’манк. – Я бы сказал, профессионально!
- Он, небось, на ихний вкус красавчик, - протянул другой, и тут уж загоготали все, включая доминирующего самца.
Потом они все же выгнали его и остались друг с другом. Но Н’рхангла понравился вождю; его звали снова, теперь уже без обиняков. Вождь и его соратник, которые были “парными лезвиями” еще до рождения Н’рханглы, - они всегда пользовались им вдвоем, по очереди или одновременно, так что порой, отпущенный, он еле стоял на ногах. Но, как водилось, после нескольких вечеров развлечений он получил ранг и задание.
Тогда Н'рхангла впервые услышал слово “х’манки” с тем выражением, с каким оно всегда звучало впоследствии. Х’манки. Подлость и мощь. Х’манки. Гипертехнологии. Х’манки. Не благородный поединок сильных: уродливое столкновение двух стад.
Х’манки.
Война.
Молодой воин почти ничего не помнил из своего путешествия на Хманкан. Все вышло стремительно и до обидного просто. А теперь командующий говорил: “Нужно изучить их. Понять, где их слабые места”.
“Брюхо, горло и пах – вот их слабые места”, - подумал Н’рхангла, однако вслух ничего не сказал. Странное занятие – искать уязвимые точки расы, которая извека считалась заведомо слабой, и несмотря на это он намеревался добросовестно исполнить приказ.
С языком было трудно. Х’манки использовали невообразимое множество языков, один замысловатей другого, и человек сначала запутался в них, не зная, какой выбрать. Только некоторое время спустя он догадался, в чем соль, и стал учить тот, который они закладывали по умолчанию в интерфейс своих механизмов. Он усвоил несколько тысяч слов, их хватало, чтобы понимать х’манковское телевидение. Иногда Н’рхангла находил интересные сведения, иногда важные, но в прочем оно оказалось глупейшим зрелищем, действовавшим ему на нервы. Особенно реклама. Тупых и слабовольных х’манков можно было заставить купить ненужную вещь, просто повторив несколько раз, как она хороша. Но изредка и реклама скрывала важную информацию.
В одном из роликов рекламировались преданность и сила генетически измененных нукт, которых х’манки держали как домашних животных. Подлинные кадры с камер слежения в парке развлечений. Вот детеныш х’манка падает с огромной, поставленной набок карусели. Крупный нукта длинным прыжком взлетает на крышу ближайшей постройки, подбирается и бросает себя наперерез вектору падения. Фантастически извернувшись, он ухитряется схватить х’маненка зубами за одежду, приземляется на помост и несет детеныша, получившего только синяки, на землю. Потом уже на срежиссированных кадрах мать и детеныш в четыре руки благодарно тормошат нукту, который млеет, катается по земле, подставляя х’манкам живот и горло, и не знает, как еще выразить свою любовь. Лучший телохранитель, верный и ласковый друг ваших детей, почти разумный. Даже небольшой нукта способен уничтожить вооруженного агрессора. Дамы, он будет считать вас своей королевой. Низкие цены.
Удивительно, что опасных и агрессивных существ х’манки предпочитали не уничтожать, а приручать. И чем опаснее, тем лучше. Н’рхангла знал о странной особенности психики их самок – они могли ощутить материнские чувства к кому угодно, в том числе к зубастым и хвостатым тварям вроде нукт. Это походило на извращение инстинкта. Но самцы!
Даже если приручение не удавалось, х’манкам до визга нравилось гладить и щекотать связанного хищника.
В другом ролике молодая тощая х’манка, одетая в баснословно дорогой биопластиковый костюм, огромными прыжками неслась по холмам наперегонки с нуктой. Нукта догнал хозяйку, бережно повалил ее, хохочущую, наземь и обслюнявил от счастья.
А война шла все хуже и хуже. В зарождении своем она не вызывала особого беспокойства – люди имели стратегическое, численное и даже техническое превосходство. Но х’манки и не собирались сражаться, это не входило в их планы. Сначала они показали, что их невозможно догнать, потом – что их невозможно обнаружить, потом – что данные об их техническом развитии сильно занижены, а данные о существовании у них неких примитивных понятий о чести являются дезинформацией. Люди не могли постичь логику х’манков; не могли вжиться в их манеру мышления, стать ими, и потому, вооруженные, постоянно оказывались беззащитны.
Н’рхангла, командуя кораблем, постоянно гонялся за ними по Галактике и только единожды сумел вынудить х’манков на открытый бой. Когда он уже собирался изрешетить маленькое суденышко, черви отстрелили контейнер, который незамеченным продрейфовал к кораблю и прилип к обшивке. Скоро по коридорам помчались два десятка гигантских боевых нукт, и, пока люди решали эту проблему, х’манки спокойно и с достоинством удалились.
Экраны, идолы, полупрозрачный золотистый камень стен, искусно расписанный черной краской из крови хехрту. В доме матери Н’рханглы тоже все оставалось прежним, только сестры и племянницы его больше не играли и не наряжались. Р’харта сидел в своем кресле и пил, один, потому что “второе лезвие” Т’нерхма взорвался в корабле во время атаки на базу х’манков.
