И, кстати, это касалось не только памяти.
– Сколько времени вы у нас украли?
Капитан усмехнулся:
– Оценки янрирра Ниденталя весьма точны. Да, да, ваши тайные собрания не укрылись от наших глаз, и не ломайте понапрасну голову, как нам это удалось… Но «украли» – неудачный термин. Мы сохранили каждому из вас почти пятнадцать земных лет жизни.
Тони, наморщив лоб, беззвучно шевелил губами. Потом сказал:
– Получается, мне уже тридцать пять?
– А между тем вы юноша во цвете лет, – покивал Ктелларн. – И у вас все еще впереди.
– Еще несколько тысяч миль ежедневных пробежек с одного края поля на другой… – пробормотал Тони потерянным голосом.
Оберт глубоко вздохнул. У него кружилась голова. «Какого черта я стою перед ним навытяжку?» – вдруг подумал он и сел на табурет возле стены.
– Я верно понял, что мы здесь уже почти двадцать лет?
– Верно, – сказал Ктелларн. – И не просто «почти», а чуть более двадцати лет. Ваши друзья теперь намного старше вас. И ваши женщины. Все это время они были с другими мужчинами, но вам не в чем их упрекнуть. Странное ощущение, не правда ли? Будет о чем поразмыслить на досуге. Ваши дети повзрослели без вас, их воспитанием занимались посторонние люди, и никому неизвестно, чего они там навоспитывали. У вас есть дети, янрирр Оберт? Ваши родители могли умереть, не дождавшись вашего возвращения…
– Прекратите, капитан, – сказал Оберт сердито.
– За это время сменилось поколение ваших охранников, – безжалостно продолжал тот. – Помните капитана Фоллорна? Он умер от старости. Впрочем, уже к моменту вашего появления он был немолод… К чему это я? Двадцать лет. Никто не вспоминает о вас долгих двадцать лет. О вас забыли все, кто вас помнил. Вы объявлены официально погибшими. Между тем вы все еще трепыхаетесь, на что-то надеетесь и совершаете странные поступки.
– Мы никогда не смиримся, – с расстановкой произнес Оберт, потихоньку свирепея. – Мы можем делать вид, что живем от рассвета до заката, ухаживаем за вашими дурацкими растениями, собираемся в кают-компании посмотреть дозволенные вами к употреблению информационные перехваты с Земли. Но вам следует быть начеку.
– Оставьте, янрирр Оберт. Что бы вы о себе ни возомнили, вы всего лишь стадо. Вас неплохо содержат, признайте это. У вас покладистые пастухи. Вы не можете пожаловаться на грубость или равнодушие. Один симпатяга Даринуэрн чего стоит… Не стану спорить, вы действительно не смирились. И многие из тех, кто помнит Землю, все еще надеются вернуться. Но посмотрите на свою молодежь, на того же юношу Тони. Таким, как он, плевать на вашу культуру, на вашу классику, они не видели ваших музеев, не слышали вашей музыки. А если и слышали, то давно забыли. Они не хотят строить планы на будущее, они хотят просто жить и развлекаться. Пастись и жевать. Удовлетворять базовые инстинкты. Они никогда не видели ничего, кроме этого крохотного мирка, их человечество – двести с небольшим с детства знакомых лиц. Вам нечего им предложить, в ваших закромах недостаточно пищи для юных умов.
Тони слушал молча, набычившись. Одному богу было известно, что там происходило у него в голове.
– Зачем вы это затеяли? – спросил Оберт.
– Мы обсуждали этот вопрос тысячу раз. И с вами, и с командором Хендриксом, и со всяким, кто только пожелал… Нам нужны заложники. Ведь мы находимся в состоянии войны с человечеством.
– Надеюсь, человечество в курсе, – злобно оскалился Оберт. – Но я не о том. К чему вы затеяли всю эту конспирацию, эти нелепые представления с зимней спячкой? Неужели нельзя было просто поставить нас перед фактом?
– Решение принималось не мной, – ответил Ктелларн. – Лично я предпочел бы играть в открытую. Но вы уверены, что все колонисты без исключения спокойно отнеслись бы к перспективе оказаться моложе собственных детей?
– Я знаю нескольких женщин, которые охотно согласились бы.
– А я склонен считать, что по меньшей мере у каждого четвертого развился бы психоз. Нам не нужны невротики. Нам нужны здоровые, безмятежные, довольные жизнью заложники. И не забывайте, что это не только военная операция. Это еще и грандиозный научный эксперимент. Наблюдения за репрезентативной человеческой популяцией приносят нашей науке неоценимый материал. Вы представить себе не можете, сколько научных трудов о человеческой природе создано за эти двадцать лет! Подозреваю, мы разбираемся в человеческой психологии лучше, чем сами люди, поскольку общеизвестно: никогда нельзя изучить свой собственный разум… Мы стремимся лучше понять естественного врага. К тому же вы помогли нам серьезно усовершенствовать гибернационную технику.
– Так что случилось с Хоакином Феррейрой?
– В самом начале эксперимента эта техника давала сбои. Феррейра попросту не проснулся. В физиологическом смысле он жив, но мы пока не знаем, что же пошло не так и отчего не удалось вернуть его к функциональному состоянию. Есть несколько гипотез… но ведь вы не специалист, да и я тоже.
– Пожалуй. И что же теперь будет, господин капитан, после того, как вы открыли нам Страшную Эхайнскую Тайну?
Ктелларн пожал плечами.
– Не мне решать, – проговорил он задумчиво. – Может быть, вас всех погрузят в сон и ваши капсулы будут соседствовать с несчастным Феррейрой на веки вечные, как непреходящий фактор сдерживания, покуда о вас помнит хотя бы один чиновник Федерации. Так оно даже лучше – меньше хлопот, меньше затрат на содержание поселка. А может быть, все останется как прежде. Мы с вами прямо здесь и сейчас договоримся, чтобы Страшная Эхайнская Тайна не вышла за пределы этой комнаты. Вы дадите мне… – он усмехнулся, – … Страшную Человеческую Клятву, что никому не расскажете. И мы будем снова играть в шахматы, и призом снова окажется визуальная информация, и поэтому вы будете беспрестанно выигрывать. А юноша Тони вернется к своим пробежкам, наматывая условные витки вокруг этого крохотного мирка. И по вечерам будет заниматься сексом с Луизой Вивьен или, в зависимости от настроения, с Тамарой Форестье…
– Вы всегда за нами наблюдаете? – вдруг спросил Тони, кусая губы.
– Всегда, – с готовностью подтвердил капитан Ктелларн.
– Правильный и простой, – печально сказал Оберт.
– Даже когда мы хотим остаться одни? – не унимался Тони.
– Вы давно могли бы уяснить себе, юноша, – промолвил Ктелларн. – Что бы вы ни воображали, но это плен. И на полную свободу рассчитывать не следует. В утешение вам скажу, что любовные игры людей весьма забавны, но у нас это происходит намного эмоциональнее, и поэтому ваша интимная сфера представляет для нас лишь академический интерес.
– Тони, Тони, – сказал Оберт увещевающе и встал.
