— Тогда уж три, — попутчик улыбнулся и указал тонким пальцем на солнечный диск.
— Огонь? — Виктор понимающе кивнул и, как бы закругляя беседу, принялся искать под сиденьем второй конец привязного ремня.
— Свет! — неожиданно воодушевился сосед.
— Ну да, — Шорников щелкнул пряжкой. — Огонь — свет…
— Нет, — попутчик расплылся в снисходительной улыбке и покачал головой. — Не «огонь-свет», а просто свет. Мы сейчас видим три из двенадцати стихий. Хотя, отчасти, видим и огонь. Ведь Солнце — это бушующий огненный шар. Просто он настолько далеко, что уверенно сказать «я вижу огонь» нельзя.
— Двенадцать? — Виктор усмехнулся. В своей жизни попутешествовал он немало и наслушался от случайных попутчиков еще не такой белиберды. Опыт подсказывал, что разумнее всего сейчас согласиться и спокойно продремать до посадки. Но Шорников почему-то не удержался. — Я всегда считал, что их четыре: воздух, земля, вода и огонь.
— Это вам так внушали, — возразил старичок. — Потому что так удобно. Избыток идолов приводит к путанице. А вот если все грани мироздания можно описать простыми числами, это хорошо запоминается, легко осмысливается и создает иллюзию комфорта. Ведь согласитесь, не понимая чего-нибудь, мы боимся, а страх — чувство неуютное. Человек должен точно знать, что вокруг происходит, и тогда он счастлив.
— Возможно, возможно, — Шорников кивнул, но покосился на соседа с явным сомнением. — Двенадцать — не простое число…
— О чем я и говорю…
— Но тоже не слишком трудное для восприятия: двенадцать апостолов, зодиакальный круг, двенадцать месяцев в году…
— Вот, пожалуй, и все, — закончил вместо него попутчик. — Во всяком случае, все, что может припомнить европеец, как говорится, навскидку.
— Ну, хорошо, четыре стихии — упрощение, — отступил Шорников. — Но что к ним можно добавить? Ведь они полностью описывают реальность. Четыре агрегатных состояния вещества…
— Во-первых, пять, — возразил старичок. — Во-вторых, в вашей версии существует изъян. С землей, водой и воздухом все более-менее в порядке, а вот огонь и плазма не одно и то же.
— А свет? Разве это нечто самостоятельное? Не продолжение огня?
— Конечно, не продолжение! Так же, как лед — это не просто замерзшая вода и ветер — не следствие движения частиц воздуха! Они самостоятельные, отдельные стихии. И когда мы узнаем имена всех двенадцати граней реальности, нам выпадет уникальный шанс — понять главную идею мироздания! Идею, без которой в новую эпоху просто не выжить! Ведь наступающий период вовсе не тот золотой век, прихода которого ждут многие люди. Например, астрологи уверены, что приближается эра Водолея, период благоденствия для всех народов планеты. Но они не учитывают, что он наступает не благодаря, а вопреки стараниям человечества, и чтобы в него вписаться, нам совершенно необходимо узнать о природе и ее стихиях гораздо больше, чем мы знаем сейчас! Образно говоря, для человечества Водолей на небе «не взойдет», пока мы не узнаем все об окружающем нас мире!
— Все? Вы же говорили только об именах.
— Ну, для начала хотя бы имена.
— А вы их не знаете?
— Не все, — сосед огорченно вздохнул. — Ведь узнать имя — это не взобраться на гору, крикнуть: «ветер, ветер, ты могуч…» или: «камень, как зовут твоих сестер и братьев?» и дождаться ответа. Для этого нужно очень долго наблюдать и делать выводы.
— Занятно, — Виктор снова взглянул в иллюминатор.
Море было уже совсем близко. Шорников видел фигурки судов и даже волны, хотя по случаю приятной погоды особого волнения на воде не было, максимум — полбалла. И все же Виктор видел отчетливую рябь. Только… совсем не такую, какую ожидал. Сначала его внимание привлекли огромные концентрические круги. Невысокие плавные волны расходились, словно бы от точек падения камней. Но каких камней, если диаметр каждого начального круга был не меньше сотни метров? Откуда могли свалиться такие глыбы? Шорников перевел взгляд на постепенно растущие фигурки кораблей. Нет, круги шли не от них. За ними тянулись обычные кильватерные следы, почти не искажающие геометрию множества странных колец.
Самолет лег на левое крыло, и вдалеке показался берег. У его золотисто-зеленой кромки не было кругов, зато тянулась полоса резко очерченных волн, сплетающих на поверхности моря какие-то невероятные живые арабески. Они постоянно меняли свой мелкий затейливый узор, как в зеленоватом калейдоскопе, но в их игре не было и намека на хаотичное движение. Все было строго упорядочено и… гармонично.
«Ветер так не может», — подумалось Шорникову.
Полоса водяного орнамента тянулась вдоль суши до горизонта. Она точно повторяла все изгибы береговой линии и неутомимо плела необыкновенно сложный орнамент ряби и волн.
«Подводное течение? Невероятно и… как красиво!»
Виктор от удивления даже не заметил, что придавил попутчика к стенке. Однако тот не возражал. Он тоже любовался причудами морской глади и удовлетворенно сопел.
— В Индии, например, давно поняли, что стихии не настолько бездумны и слепы, как это кажется человеку, — наконец высказался сосед. — Хотя с их обожествлением лично я не согласен.
Виктор очнулся и подвинулся на свое место.
— Течение… или косяки рыбы…
— Вы думаете? — попутчик усмехнулся. — А те круги — поклевки китов?
— Я не знаю, но этому наверняка есть разумное объяснение, — Шорников упрямо покачал головой.
— Вот в этом и заключается слабость современного человека, — сосед вздохнул. — Мы верим лишь в то, что придумали сами. В расщепленный атом, хирургию, электричество, химию… Все верно, мы рабы прогресса, материалисты до мозга костей. Но ведь и прогресс придумали тоже мы. Дабы сделать свое существование хоть немного комфортнее. Я не осуждаю науку или блага нынешней цивилизации. Просто грядет эра, в которую человечеством будет достигнута вершина горы Развития, и с этой вершины мы увидим, что дальнейший путь лежит вниз. По другому склону. И что мы будем делать? Покатимся обратно во мрак?
— До вершины еще очень и очень далеко, да и катиться с нее необязательно. Можно разбить лагерь прямо под облаками.
— Эк вы хватили! «Далеко» и «разбить лагерь»… Десять лет назад до глобального потепления было тоже далеко. Так мы считали. А что в результате? Оно просто — р-раз! — и наступило. И вовсе не через обещанные сто лет, а в наши дни. Вот и получается, науку, чтобы себя успокоить, мы освоили, а природу — нет. Раньше, от недостатка знаний, боялись всего на свете, теперь, от их же дефицита, ничего не боимся. Такой парадокс. А почему?
