Опустив голову, она бесцельно смотрела на зеленую воду, где плавали ореховые скорлупки.
Из окна комнаты отдыха доносился резкий, напряженный голос Гасанова:
- Нет, Али, хоть ты мне и друг, но я этого не понимаю. Как можно взять моих лучших людей и отдать их неизвестно зачем, неизвестно кому?.. Ну да, конечно, конечно... - заторопился он, видимо заметив, что Рустамов хочет возразить. - "Моя душа не скатерть, чтобы расстилать ее перед тобой", - так говорится у нас в народе. Но я не могу иначе, я прямо скажу, что у меня на душе! - горячился Гасанов. Васильев приехал по приказу министерства. Неудобно не помогать ему. Что там о тебе подумают?.. Все понимаю, Али.
- Хорошо, поговорим начистоту, Ибрагим, - со сдержанным гневом сказал Рустамов. - Только не обижайся... Разговор прямой. - Он, видимо, встал: послышались его неторопливые шаги. - Мне очень больно все это от тебя слышать! Ты понимаешь, очень хорошо понимаешь, как важны опыты Васильева. Можно ли думать только о своем! Ты коммунист, Ибрагим... - Рустамов остановился, шаги замолкли. - В Васильеве ты видишь конкурента. Еще бы! Людей взяли для его работы... Но пойми, что не в людях дело, найдем мастеров. Зачем строить стометровое основание, если после опытов Васильева оно окажется ненужным?.. Я знаю, тебе тяжело... Нет-нет, не говори мне ничего! - остановил он Ибрагима. - Я все понимаю, но верю в коммуниста Гасанова: ему тоже предстоит выполнить опасное и трудное задание. Да, Ибрагим, это задание не менее трудное, чем то, за которое взялись твои товарищи.
- Ты знаешь, я никогда не подводил тебя, Али, - сухо заметил Гасанов.
- Я это знаю, поэтому и прошу тебя, - сдерживая волнение, тихо сказал Рустамов. - Мы долго обсуждали этот вопрос с директором, потом решили... Правда, ради праздника сегодня об этом не стоило говорить, но уж если зашла речь...
- Говори, Али, я слушаю.
- Тебе придется сейчас приостановить работу по монтажу стометрового основания, для того чтобы помогать Васильеву. Понимаешь? Ему нужно переделать электробур, который ты хотел применить у себя.
Наступило молчание.
Волны с легким плеском разбивались о стальную решетку.
Мариам только сейчас решилась подойти к окну, но Рустамов заметил ее еще раньше и, предупредительно приложив палец к губам, сделал ей знак, чтобы она несколько повременила с чертежами. Он будто хотел ей сказать: "От Мариам у нас нет секретов, но пойми, дорогая: Гасанову сейчас не до чертежей... Видишь, какие тут сложные обстоятельства".
Стараясь не стучать каблуками по гулким доскам, Мариам незаметно скрылась.
- Значит, решено, Ибрагим! - Парторг протянул руку инженеру.
Гасанов слабо пожал ее. Он еще никак не мог осознать всей сущности этого решения.
- Кстати, я хотел тебя спросить... - Рустамов перевел разговор на другую тему. - Почему ты не бываешь на своей даче, которую мы тебе отстроили? Она тебе не нравится? Переезжай в Мардакяны.
Гасанов его не слышал.
В окно ворвался ветер и зашевелил на столе газетами. Ибрагим машинально взял одну из них. На первой странице был его портрет. На снимке инженер Гасанов улыбался.
Стиснув зубы, Ибрагим скомкал газету. Затем, как бы опомнившись, осторожно расправил ее.
- Когда начинать? - обратился он к Рустамову.
- Через два дня.
Инженер подошел к окну, смахнул в море засохшую кисть винограда и сел на подоконник.
Внизу под мостик бежали усталые волны. Вот одна из них, покрытая, как бисером, блестящими пузырьками пены, докатилась до стальной трубы, разделилась надвое и исчезла.
На зеленой поверхности воды еще долго плясали веселые пузырьки...
Глава пятая
СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ БЕЛЫЙ ШАР
Закончился праздник на вышке.
Последними в кабину глиссера сели Агаев и Рустамов. Там уже сидел Гасанов. Он думал, что за все годы его работы в институте, пожалуй, не было столь тяжелого дня, как сегодня, когда празднуется "победа инженера Гасанова". Так об этом напечатали в газете.
Изобретатель равнодушно смотрел на решетчатый переплет стальных труб, темневший в зеленой воде. Несколько часов тому назад его радовало, что эту конструкцию сделал он, Гасанов, хотя раньше ни один человек не решался строить пятидесятиметровую башню на зыбучих морских песках. Но вот прилетела Саида... Как он ждал ее, как считал секунды, как мучился все эти долгие месяцы без нее! "Кстати, - сказала она, - я назначена в группу Васильева". Отныне вся ее жизнь, все помыслы будут рядом с ним, Васильевым. О, как хорошо это знает Ибрагим!.. Саида всю себя до конца отдает любимой работе. Без нее нет жизни для Саиды... А как мечтал Ибрагим о том, что Саида поможет именно ему и станет рядом с ним, а не с чужим, московским инженером, который своим приездом причинил Ибрагиму столько горя!..
- Ну, кажется, все уехали, - услышал Гасанов голос директора. Агаев вытер вспотевший лоб и вытащил свою зеленую трубку. - Студента пригласили на сегодняшний вечер? - спросил он Рустамова, выколачивая пепел о борт кабины.
- Да-да, конечно, - ответил парторг и подал знак, чтобы заводили мотор. - Я хотел тебе сказать, - продолжал он, - что все мастера согласились идти на васильевские работы. Думаю, здесь мы оставим Григоряна - учить молодежь, если Ибрагим не будет возражать.
- Весь праздник ему испортил! - Агаев улыбнулся, попыхивая трубкой. - Но ты знаешь, Ибрагим, у нас не было другого выхода.
Гасанов устало махнул рукой и отвернулся к окну. Директор института не знал, что Рустамов сообщил инженеру о временном прекращении монтажа нового основания, и приписывал его огорчения только тому, что с вышки берут опытных мастеров.
Зарокотал мотор. Взметнулась водяная пыль. Глиссер помчался к берегу, оставляя за собой белую ленту пены.
x x x
В кабине, прилепившейся у основания решетчатой башни, Синицкий рассматривал мраморные щиты с приборами автоматического управления.
- Значит, этот манометр контролирует... - продолжал студент свои расспросы, обращаясь к дежурному мастеру, - контролирует...
Он случайно поднял голову и увидел в окно удаляющийся глиссер.
Синицкий выбежал наружу. Все уже уехали! Неужели он так задержался?.. На островке, кроме дежурных, никого не было. Вдали бледнела, рассеиваясь, поднятая глиссером водяная пыль.
Синицкий возбужденно зашагал по дощатому настилу. "Досадно! подумал он. - Пока вызовешь лодку или глиссер, пройдет много времени".
Гулко отдавались шаги: взад-вперед, взад-вперед...
Из комнаты отдыха вышел рабочий и удивленно посмотрел на Синицкого.
- Это, наверно, о вас спрашивали?
- Наверно, - нехотя ответил Синицкий.
Рабочий выжидательно замолчал. Увидев, что Синицкий не старается поддерживать разговор, он отвернул кран водопроводного шланга и осторожно, чтобы не забрызгать гостя, начал мыть настил, тщательно и сосредоточенно, как палубу корабля.
