– Зачем же они делают это? – растерялся Гарун.
– Им за это платят власти, которым выгодно держать народ в темноте и невежестве. Толпой легче управлять. Высокие истины толпе недоступны. Свои права и свободы толпа передоверяет властям. Так проще жить. Нет прав – нет ответственности. В этом – сермяжная правда жизни. Если этот порядок устраивает граждан, общество является стабильным. Властям это выгодно, а в обществе всегда найдутся охотники защищать учения, в которых нет ни грана правды. За хорошую плату, разумеется. Верно, Павел?
– Безусловно, – поддакнул Белов. – Только не надо путать истину с правдой.
– Что ты хочешь сказать? – удивился Гарун. – Разве истина и правда не одно и то же?
– Конечно, нет, – подтвердил Кари. – Истина рождается как научное открытие в голове исследователя. Правда возникает как обобщение традиций данного общества. Проще говоря, истина существует независимо от мнения людей. Правда отражает взгляды большинства.
– Я к вам пришел не ради истины, но ради правды, – пробормотал Гарун. – Из твоих рассуждений следует, что истина может не быть правдой и наоборот.
– Совершенно верно. Так бывает, когда истина открывается мыслителю, опередившему свое время, но общество не готово к ней. Люди отвергают открытие из страха перед потрясениями и прогоняют мыслителя за попытку изменить общую точку зрения. В вашем мире так случалось не раз. Достаточно вспомнить казус Галилея. Земля вращается вокруг Солнца, это истина, открывшаяся ученому. Но в то время общество не было готово. В глазах сограждан Галилей был неправ, значит, говорил неправду. По мнению властей, открытие Галилея разрушало устои мировоззрения. Карающие органы заставили ученого отречься он истины. В результате правдой посчитали, что Солнце вращается вокруг Земли. Что противоречит науке и не является истиной.
– Выходит, – заметил Гарун, – правда есть результат некоего соглашения в обществе? В своем роде, правила игры?
– Верно, – подтвердил Кари. – Свод законов князя Ярослава Владимировича так и назывался: «Русская Правда». Законы, писаные или неписаные, – это и есть правила игры в обществе.
– Понятно, – Гарун покосился на Белова, который оживленно болтал с Зоей, заглядывая в ее изумрудные глаза.
– Кстати, Гарун, – поднял бровь Кари. – Где ты так чисто научился говорить по-русски? Я знал кавказцев, живших в России. Хантамирова, например. Все они говорили с жутким акцентом.
– Я с детства говорю по-русски, – смутился Гарун. – Ведь я аварец только по отцу. А мама у меня русская.
– А говорить по-аварски можешь? – улыбнулся русич.
– Немного, – признался Гарун. – Только читать не умею.
– Слышишь, Карик, – вмешался Белов, – мы тут с Зоенькой о музыке немного поговорили. Они действительно не знают семитоники Баха, используют пятитоновый звукоряд. Эх, Кирогу бы сюда. Вот где простор для его работы.
– А в чем проблема? – заинтересовался Карислав. – Жители земли Москови не переносят классической музыки?
– Мы немножко знаем эту мертвую музыку, – сказала Зоя. – Но нашему народу она не по душе.
– Как это? – вмешался Гарун. – Музыку Бетховена и Шостаковича вы называете мертвой?
– Это не то, что ты думаешь, – возразила девушка. – Живая музыка – это здесь, – она приложила руку к сердцу. – А мертвая – она только для ушей.
– Что значит – только для ушей?
– Не могу сказать, – Зоя покачала головой. – Трудно объяснить.
– Я знаю, – заявил Белов. – Все дело в ритмах. Зоя называет живой музыку, которая отражает ритмы природы. Например, стук человеческого сердца или топот копыт скачущей лошади. Эти ритмы у человека в генах. Поэтому первым музыкальным инструментом у всех народов является барабан, на котором воспроизводят эти ритмы.
– Выходит, без ритма музыка мертва?
– Зоя не так говорила, – возразил Белов. – Насколько я понял, она называет мертвой музыку, которая пытается отразить звуки неживой природы: шум дождя, плеск волн, шелест листьев на деревьях. В этих звуках действительно нет ритма. Для их исполнения не требуется ритм-секция. Достаточно иметь литавры, чтобы воспроизводить раскаты грома. Так ведь, Зоинька?
– Ты умница! – Вскочив, Зоя чмокнула дулеба в щеку. – Все поели? Со стола убирать?
– Пора, – согласился Кари. – Надо Янека сменить. Гарун, ты становись за штурвал, а мы с лоцманом немножко потолкуем. Перед поворотом сбросишь ход до малого. И чаще поглядывай на берег. Мало ли кто в кустах может прятаться.
Гарун с удовольствием взялся за отполированные ручки штурвала. Янек набрал полную тарелку рыбы. Перейдя на бак, он уселся рядом с Беловым, который помогал Кариславу расстелить план города на пахнущих смолой досках.
– Смотри, Янек, – Кари показал на голубую ленту Москва-реки. – Здесь река течет тремя рукавами мимо двух островов. Где лучше проложить маршрут?
– Эти острова известны, – сообщил матрос. – Раньше они нагтскими были, а сейчас ими Ахан владеет. Если идти против течения, слева остров Треуголка расположен. Между ним и берегом пролив узкий, но глубокий. Течение здесь быстрое. Остров справа называется Котелок. Напротив него берег реки высокий и обрывистый. Здесь течение тоже быстрое, хотя не такое, как возле Треуголки. Зато на Котелке берег твердый и весь в кустах. Места здесь самые подходящие для пиратской засады.
– А если пройти между островами? – спросил дулеб.
– Это путь для тех, кто товары с юга в Кремль везет, – кивнул Янек. – По-другому им никак нельзя. Никто не рискует груженые лодки против течения вокруг Котелка проводить. Здесь аханские головорезы на быстроходных байдарах всегда поджидают. Пощады от них не жди. Все товары отберут и на дно пустят. По течению вниз еще можно проскочить. Если ветер попутный и груз невелик. Кое-кто решается, хотя опасно это. За нарушителями Ахан гонится аж до Братки. Если догонит, в живых никого не оставляет.
– Зачем же они идут на риск? – нахмурился Кари.
– Так ведь пролив между островами Ахан уже давно затвором перегородил! Там у него застава имеется, чтобы дань с проезжих купцов брать. А кому охота половину товаров за здорово живешь Ахану отдавать. Вот кое-кто рискует, надеясь на удачу.
– А если левым рукавом проскочить? – предложил Белов. – Между берегом и Треуголкой? Или этот пролив тоже перегорожен?
– Нет, – сказал Янек. – Этот пролив вкупе с берегом до Юной гавани Людмиле Зюзской принадлежит. Его еще покойный Леонид у нагтцев отвоевал. Только место это гиблым считается, потому как берега здесь топкие и водоворотистые. Если крушение, трудно выбраться. Дальше – зюзцы караулят. Хватают всех, кто прошел болотами, и продают в рабство рамцам. Думать надо.
