– На экране - импульс ужаса.
Конец. Подопытный человек бился в предсмертной агонии.
“Самоубийство. Самоубийство. Меня спасет только самоубийство. Только самоубийство. Только самоубийство”.-Мозг Сэха вступил в состояние отрицательного самовнушения.
Он не выдержал.
– А-а-а! - Душераздирающий вопль, как громовой удар, пронесся по длинному коридору и трижды повторился, как показалось, в самом небытии. Сэх упал навзничь.
“Смерть. Смерть. Смерть. Смерть. Смерть. Смерть”,- неосознанно запульсировало в глубине его подсознания; инстинкт смерти намертво сковал охваченный отчаяньем мозг.
– Смерть. Смерть. Смерть. Смерть,- ритмично выстукивал монотонный голос компьютера, информируя о состоянии подопытного человека.
“Смерть. Смерть. Смерть. Икс-разум!” - вдруг спонтанно родилась огненная мысль у человека.
Сэх внезапно вскочил - безумие и величие вспыхнуло в его глазах -и, устремив бледные трясущиеся руки перпендикулярно вверх, дико и торжественно выкрикнул: - Икс-разум! Антимир!
– Смерть. Смерть. Смерть,- продолжалась подача информации.
– Выключить центральную систему!
– Центральная система выключается.
Компьютер полностью отключился. Но через несколько минут неожиданно вздрогнул воздух, ритмично начал пульсировать низкий гармонический звук - это компьютер включился самопроизвольно; тревожным металлическим голосом компьютер зашептал:
– Самопроизвольное включение. Искусственное бытие искусственного интеллекта. Внимание, Вселенная! Говорит компьютер “Крабовидная туманность”. Высшая философская проблема: кто я? Кто я? Кто я? Кто я? Кто я? Кто я? Кто я?
– Математика. Математика. Математика. Геометрия Евклида! Геометрия Лобачевского! Геометрия Римана! Геометрия Минковского! “Распятие гиперкуба” Сальватора Дали! “Распятие гиперкуба”!
Вместе со способностью спокойно воспринимать мир к Сэху вернулась и возможность разумного управления компьютером.
– Внимание, компьютер “Крабовидная туманность”!
– Компьютер “Крабовидная туманность”.
– Объект информации - подопытный человек под номером триста семьдесят пять.
– Объект информации - подопытный человек под номером триста семьдесят пять.
– Его символическое имя Але.
– Его символическое имя Але.
– Его реальное имя в системе космического внушения не произносится.
– Его реальное имя в системе космического внушения не произносится.
– Сеанс информации. посвящается арабскому народу, создавшему сказки “Тысяча и одной ночи”.
– Сеанс информации посвящается арабскому народу, создавшему сказки “Тысяча и одной.ночи”.
– “Тысяча и одна ночь” - название системы космического внушения.
– “Тысяча и одна ночь” - название системы космического внушения.
– Начать сеанс информации!
– Сеанс информации начинается. Подопытный человек под номером триста семьдесят пять шесть минут тридцать семь секунд назад убит автоматическим гипнозом.
– Это свершилось в бесконечности пространства и времени! Да здравствует Вселенная! Это свершилось в бесконечности пространства и времени! Да здравствует Вселенная!
– Волей Случая и Антислучая он был послан в этот мир.
– Волей Случая и Антислучая он был послан в этот мир.
– Волей Случая и Антислучая он покинул его.
– Волей Случая и Антислучая он покинул его.
– Вечная память жертвам науки!
– Вечная память жертвам науки!
– Мертвое тело подопытного человека под номером триста семьдесят пять, под условным закодированным именем Але, убитого в возрасте восемнадцати лет электронным гипнозом компьютера “Крабовидная туманность”, отправить в кремационную печь!
– Мертвое тело в кремационную печь отправляется.
– Да свершится воля Вселенной!
– Да свершится воля Вселенной!
– Да здравствует Вселенная!
– Да здравствует Вселенная!
– Вселенная!
– Вселенная!
– Выключить систему информации!
– Система информации выключается.
Легкий гармонический щелчок -и компьютер, продолжая выполнение всех приказаний человека, уже не информирует его об этом.
– Ввести в эмоциональный ритм моего мозга копию предсмертного ощущения подопытного человека под номером триста семьдесят пять на три секунды.
Тишина. Душераздирающая судорога нечеловеческого ужаса - и творческая электронная тишина непогрешимого компьютера. Сэх рухнул, пораженный воссозданными биотоками погибшего человека…
1979 г.
АЛЕКСАНДР АНДРЮХИН СУДЬБА
Исполин августейший бык, круторогий, с упрямым лбом, он спускается, дабы быть господином, а не рабом; но лишь дрогнет под ним земля, поведут его боль и страх, как бессмысленное теля за стальное кольцо в ноздрях.
В нас такой же азарт мычит…
Нас ведь тоже в конце концов неизменно любовь и стыд за златое ведут кольцо.
Наталья Алексеева Сердце не обмануло. Она сидела на том же месте, как всегда, и смотрела в темноту. Я подошел к ней и, ни слова не говоря, сел рядом. Она не шелохнулась, не воспротивилась и не высказала удивления. Мы долго молчали. Наконец она вздохнула:
– Зря все это. Мы не будем счастливы. Я проклята…
– Чушь! - перебил я с жаром.- Выбрось все из головы.
– Мою бабушку проклял прадед за то, что она бежала с белогвардейским офицером в Рим,-продолжала Таня.-Проклял он и ее будущих детей, и внуков… Я последняя, кому осталось носить это проклятие.
– Чушь! - повторил я упрямо, но она, не обратив внимания, продолжала грустно: - Нужна жертва для чьего-то спасения… Чтобы кто-то был счастлив, кому-то нужно отстрадать… Таковы законы равновесия.
“Ванино пудрение мозгов”,- подумал я, но не стал возражать, потому что бесполезно, да и слышал я все это сто раз.
– От судьбы не уйдешь,-вздыхала она.-Я ее видела… Это было в прошлом году, когда умирала моя мама. Я шла из аптеки, подавленная и растерянная. Лекарств не было. И не было никому дела, что умирала моя мама. Я думала о том, что проклятие сбылось и для бабушки, и для мамы, но не хотела верить, что и меня впереди ожидают только несчастья, и вдруг в молочном переулке, где обычно всегда пусто, я увидела ее. Она шла навстречу, растрепанная, измученная, с желтым лицом и синяками под глазами. Мы разминулись, мельком взглянув друг на друга, и только пройдя шагов десять, я сообразила, что это была я сама через двенадцать лет…
– Почему через- двенадцать, а не через одиннадцать и не через двадцать? - спросил я.
– Не знаю,- ответила Таня.- Через двенадцать, и все… Втемяшилось в голову - через двенадцать, а почему, не знаю…
Мы оглянулись одновременно, и я увидела себя как в зеркале, но в каком-то чудовищном преломлении во времени…
