Пейли сделал передышку, во время которой глубоко вдохнул в себя воздух, чтобы набраться сил для запуска еще одной словесной ракеты. Дороти, ошеломленная одной мыслью, спросила его:
— Кстати о шляпах, Старина. На что похожа та шляпа, которую украла у Короля Пейли дочь Зеленого Юнца? Вы бы узнали ее, если б увидели?
Минуту Старина пристально смотрел на нее, широко раскрыв голубые глаза. Потом он взорвался:
— Узнаю ли я ее? Узнает ли собака, которая сидит у железнодорожных рельсов, свой хвост после того, как локомотив отрежет его? Узнаешь ли ты собственную кровь, если кто-нибудь вонзит тебе в брюхо нож и она будет выкачиваться из тебя с каждым ударом сердца. Конечно же, я узнаю шляпу Старины Короля Пейли! Да каждый Пейли еще с молоком матери впитывает в себя ее подробное описание. Хочешь услышать о шляпе? Что ж, погоди маленько, и я опишу каждую ее ниточку и ворсинку.
Дороти снова подумала о том, что ей не следовало бы делать этого. Если Старина ей доверяет, то получалось, что она в некотором смысле как бы предает его. Но если посмотреть на это с другой стороны, успокоила она себя, то она помогает ему. Ведь стоит ему отыскать шляпу, как он оживет и действительно освободится из-под власти различных табу, привязывающих его к свалке, к переулкам, к страху перед собаками, к убеждению, что он — пария и угнетаем. А кроме того, сказала себе Дороти, запись его реакций поможет ей в ее научных изысканиях.
Набивщик чучел, которого она наняла, чтобы тот подобрал необходимые материалы и придал им нужную форму, стал проявлять любопытство, но она сказала, что заказанная ему вещь предназначена для антропологической выставки в Чикаго, где будет представлять головной убор шамана некоего индейского тайного общества, совершающего фаллические мистерии. Набивщик чучел хихикнул и признался, что был бы совсем не прочь посмотреть на их обряды.
Намерениям Дороти помогла полоса удач, которая настала у Старины, пока она ездила с ним, в его поисках старья по переулкам. Он торжествующе изрек, что его поиски увенчаются какой-то необыкновенной находкой. Он просто чувствует, как счастье вот-вот постучится к нему в дверь.
— Оно придет внезапно, — сказал он, обнажая в улыбке крупные, широко расставленные зубы, похожие на могильные плиты. — Как молния.
Двумя днями позже Дороти встала раньше обычного и поехала на задворки одного дома, где жил хорошо известный врач. В светской хронике она прочитала, что он и его семья проводят отпуск на Аляске. Отсюда она знала, что некому будет удивиться, обнаружив в мусорном ящике отбросы, а в большой картонной коробке — выброшенную старую одежду. Дороти захватила из своей квартиры разный мусор, чтобы казалось, будто в доме живут. Кроме поношенной одежды, которую она приобрела в магазине Армии Спасения.
Тем же утром около девяти часов она и Старина ехали переулком по своему обычному маршруту.
Первым из грузовичка вышел Старина. Дороти приотстала, чтобы он увидел свою находку сам.
Старина принялся по одной штуке вытаскивать из коробки одежду.
— Вот это бархатное платье сможет носить Дина. Она все жалуется, что у нее уже давно не было нового платья. А вот эта блузка и юбка такие огромные, что в них и слон завернется. Гамми они как раз впору. А вот...
Он поднял перед собой высокую коническую шляпу с широкими полями и двумя комками свалявшейся лошадиной гривы, прикрепленными к ленте. Это был довольно странный головной убор, сделанный из шкуры чалой лошади на каркасе из расщепленных костей. Другой такой шляпы не было, наверное, в целом мире, и она определенно выглядела как-то не к месту в этом переулке посреди огромного города в Иллинойсе.
Глаза у Старины полезли на лоб. Потом они и вовсе закатились, и он грохнулся на землю, словно подстреленный. Однако пальцы его, крепко ухватившиеся за шляпу, не разжимались.
Дороти испугалась. Она ожидала любой реакции, но только не этой. Если у него случился инфаркт, то он будет, подумала Дороти, целиком на ее совести.
К счастью, Старина всего лишь потерял сознание. Однако, придя в себя, он, вопреки ее ожиданиям, не стал проявлять бурного восторга. Напротив, он посмотрел на Дороти, посерев лицом, и проговорил:
— Не может быть! Это, верно, Старушка Матерь-Земля решила сыграть со мной шутку. Да и как может эта шляпа быть шляпой Старины Короля Пейли? Да разве б Гъяга, в чьей семье все эти годы хранилась шляпа, не знал, что это?
— Возможно, и нет, — произнесла Дороти. — В конце концов, Гъяга, как вы называете человеческий род, больше не верит в магию. А возможно, ее теперешний владелец даже не подозревал, что это такое.
— Может быть. Скорее всего ее выбросили случайно во время уборки. Ты же знаешь, до чего глупыми могут быть бабы. Ну да как бы там ни было, давай-ка возьмем ее и пойдем. К этому, может статься, приложил руку сам Старый Дружище В Небесной Выси, похлопотал за меня. И если так, то вопросов лучше не задавать. Пойдем!
Старина редко надевал шляпу. Когда он был дома, то клал ее в клетку для попугаев и запирал дверцу клетки велосипедным замком. Ночью клетка свисала с подставки, днем стояла на сиденье грузовичка. Старина всегда хотел иметь шляпу перед глазами.
Сам факт, что шляпа наконец отыскалась, наполнил его мощным зарядом оптимизма и верой в то, что он теперь может все. Он пел и смеялся чаще, чем прежде. Он даже отважился ездить по улицам несколько часов подряд, пока не начал потеть и дрожать.
Гамми, увидев шляпу, попросту хмыкнула и отпустила по поводу ее внешнего вида непристойное замечание. Дина, ехидно улыбаясь, спросила:
— И почему это за столько лет лошадиная шкура и кости не сгнили?
— Только такая тупица Гъяга, как ты, и могла задать подобный вопрос, — презрительно фыркнул Старина. — Как шляпа может сгнить, если в нее втиснуты души целого миллиона Пейли и все на стоячих местах? Туда не влезут даже микробы. Ко всему лошадиная шкура и кости до отказа забиты могуществом и славой всех Пейли, которые умерли до нашего сражения с Зеленым Юнцом, и всех тех, которые умерли после. Да шляпа просто бурлит энергией душ под крышкой Гъягской магии.
— Смотри лучше, чтобы мы все не взлетели вместе с ней на воздух! — заметила Гамми, посмеиваясь.
— Вот ты заполучил свою шляпу, и что ты теперь собираешься с ней делать? — поинтересовалась Дина.
— Не знаю. Надо будет посидеть за пивком и хорошенько все обдумать.
Дина вдруг визгливо рассмеялась:
— Бог мой, да ты думал об этой шляпе пятьдесят тысяч лет, а теперь, когда она в твоих руках, ты не знаешь, что с ней делать! Что ж, я скажу, что тебе с ней делать! Ты ведь далеко метишь, еще бы! Завоевать мир, очистить его от всех Ненастоящих, все хорошо! Ты глупец! Даже если твой рассказ действительно не бред сумасшедшего, то ты все равно опоздал! Ты одинок! Последний! Один против двух миллиардов! Не беспокойся, Мир, этот тряпичник Рамзес, этот трущобный Александр, этот Юлий Цезарь с помойки не собирается завоевывать тебя! Нет, он собирается нахлобучить свою шляпу — и вперед! Для чего?
