— Тебе говорили, в чем будет заключаться твоя работа?
— Нет, начальник. Только то, что она будет опасной, но если я стану в точности выполнять все, что мне велят делать, то я не получу ни единой царапины. И еще, что в дело мы пойдем на следующей неделе. Правильно, начальник?
Сэммзу, квалифицированному психологу, все стало ясно, и он одного за другим начал прощупывать членов своей пестрой команды. Это его занятие прервал вызов в капитанскую рубку.
На находящемся там навигационном экране нельзя было прочитать ни одного символа.
Единственный же включенный следящий монитор показывал какую-то планету под неистовым бело-голубым солнцем.
— Я хочу ознакомить вас с первым заданием и рассказать все, что мне известно об этом шарике — там, внизу, — произнес капитан Уиллогби. — Ее называют Тренко, — даже для Вирджила Сэммза, одного из самых осведомленных людей в Галактике, это название ничего не говорило. — Вы должны взять человек пять из своей команды, высадиться на нее и собрать столько листьев зеленого цвета, сколько удастся. Можно также брать листья с пурпурным оттенком. Самыми ценными являются «широкие листья» — двухфутовой длины и около фута в ширину, но не нужно быть слишком привередливыми — если широких листьев поблизости не окажется, следует хватать то, что можно утащить.
— В чем заключаются сложности? — спокойно спросил Сэммз. — Что делает эту задачу столь трудной для выполнения?
— Да, собственно, ничего — кроме самой планеты. Она находится ближе всех к Аризии, проклятого богом мира. Я никогда не был так близко от нее, так что знаю только то, что мне рассказывали. На этой мерзопакостной планете есть что-то такое, что убивает людей — или сводит их с ума. Обычно мы теряем семь-восемь посадочных ботов и тридцать пять — сорок человек в каждой экспедиции, а самый большой груз, который когда-либо был взят, не превышал двухсот фунтов этих чертовых листьев. А очень часто вообще ничего не удавалось добыть.
— Вы говорите, что люди сходили с ума? — несмотря на умение владеть собой, Сэммз побледнел. Это не может быть похожим на Аризию! — И каковы симптомы этого безумия? Что они рассказывали?
— Разное. Большинству казалось, что они теряют зрение — не слепнут, но не могут ничего разглядеть, или же, наоборот, видят то, чего не существует на самом деле. И еще каждую ночь на планете идут страшные ливни, к утру же все высыхает. Самые мощные грозы с ужасающими молниями во всей Вселенной — я могу показать вам их запись — и еще ветер со скоростью более восьмисот миль в час.
— Да, звучит внушительно. А как у нас со временем? Если вы не возражаете, мне бы хотелось провести кое-какую разведку перед высадкой.
— Мысль вообще-то неплохая… у пары-другой парней до вас она тоже возникала, только это им не помогло — назад они не вернулись. Так что не имеет смысла зря терять время — выбирайте пятерых, сажайте их в бот и на месте соображайте, что нужно делать.
Когда бот резко пошел вниз, из динамиков раздался резкий голос капитана Уиллогби:
— Могу предположить, что у вас, парии, возникают кое-какие мысли — как бы увернуться от работы. Так вот, советую забыть о них. Четвертый помощник Олмстед обладает всеми полномочиями и имеет приказ всадить пулю в брюхо любого, который не будет достаточно живо шевелиться — или, наоборот, окажется слишком шустрым — при выполнении его указаний. А я, при первом же намеке на что-нибудь подозрительное, просто разнес; к чертовой матери вашу скорлупу. Хорошей охоты!
За сорок восемь бессонных часов Сэммз исследовал планету Тренко, и чем больше он узнавал, тем более ненормальным казался ему этот мир.
Да уж, более своеобразную планетку трудно было даже представить! Половину ее атмосферы и большую часть гидросферы составляли не воздух и вода, а некая субстанция, имевшая очень низкую температуру парообразования и точку кипения около семидесяти градусов по Фаренгейту. Поэтому днем на Тренко было жарко как в Сахаре, ночи же пронизывали ледяным холодом.
Вследствие этого каждую ночь шли дожди, по сравнению с которыми самые яростные земные ливни, дающие около дюйма осадков в час, едва ли можно было назвать даже мелким дождичком. Нет, над Тренко бушевали дожди в полном смысле этого слова — сорок семь футов и пять дюймов влаги извергали небеса каждую ночь в течение всего года. И возникающая чудовищная конденсация, разумеется, вызывала ветер. Графики и рисунки Уиллогби оказались весьма точными. Исключая лишь небольшие области на обоих полюсах, на планете не было ни одного места, в котором любой земной тайфун не выглядел бы мертвым штилем — а надо отметить, что ураганы на Тренко не утихали практически ни на минуту; на линии экватора каждый восход и заход солнца сопровождался ветром, дующим с дневной стороны планеты на ночную и наоборот со скоростью, к которой ни один земной циклон даже не приближался.
И еще молнии! Не те слабые и случайные вспышки, которые так разнообразят грозы на Земле, а продолжительные, слепящие, сверкающие подобно солнцу разряды в несколько миллиардов вольт, благодаря которым понятие темноты на этой планете было просто неизвестно; они искажали и искривляли само пространство. В этой фантастически изменчивой и призрачной обстановке зрение становилось практически бесполезным — и это же относилось к ультраволнам.
Посадка на дневной стороне планеты, исключая, возможно, момент точного полдня, была невозможной из-за ветра, который не позволил бы кораблю удержаться на поверхности дольше нескольких секунд; высадка на ночной стороне казалась столь же невозможной из-за ужасающих разрядов, которые, попав в бот, превратили бы его в решето.
Методично, раз за разом, от полюса к полюсу, с ночной стороны на дневную, Сэммз облетал планету, посылая ультралучи к обманчивой поверхности Тренко, и с тем же постоянством получая абсолютно бессмысленные изображения. Планета крутилась, шаталась, вертелась, подрагивала и плясала. Она рассыпалась на куски, каждый из которых начинал свое собственное сумасшедшее кружение, следуя по математически невозможным траекториям.
Наконец в полном отчаянии, он направил луч точно вниз и невероятным напряжением сил удерживал его в таком состоянии с минуту. Снова планета перед его глазами рассыпалась, но на этот раз он, несмотря ни на что, не прекращал наблюдений. Он прекрасно понимал — все приборы показывали именно это, — что висит в стратосфере примерно в двухстах милях над поверхностью планеты; тем не менее, он видел огромный кусок зазубренной, с острыми краями скалы, падающей с ужасающей скоростью отвесно вниз, прямо на их крошечный посадочный бот.
