И всегда-то яркие глаза Барти сверкнули еще сильнее, словно подсвеченные полярным сиянием.
— Может, и чувствую.
— Если нет, значит, твоя чувствительная железа не работает. Хочешь, чтобы я почитала тебе на ночь?
— Нет. Я закрою глаза и расскажу себе сказку.
Она поцеловала его в щеку, а он вытащил руки из-под одеяла, чтобы обнять ее. Такие маленькие ручонки, такое крепкое объятие.
Она вновь укрыла его одеялом.
— Барти, я думаю, никто не должен видеть, что ты можешь оставаться сухим под дождем. Ни Эдом, ни Джейкоб. Никто. А если выяснится, что ты можешь делать еще что-то удивительное… это должно остаться нашим с тобой секретом.
— Почему?
Наклонившись к нему, коснувшись носом носа, она прошептала:
— Потому что будет забавнее, если мы будем держать все в секрете.
Так же шепотом, радуясь новой игре, Барти спросил:
— Так мы теперь — члены тайного общества?
— Что ты знаешь о тайных обществах?
— Только то, что показывают по Ти-Ви и о чем пишут в книгах.
— И что там пишут?
Его глаза широко раскрылись, а голос осип от притворного страха.
— Они всегда… плохие.
— Значит, и мы станем плохие? — прошептала Агнес.
— Возможно.
— А что случается с членами плохих тайных обществ?
— Их сажают в тюрьму, — очень серьезно ответил мальчик.
— Тогда давай не будем плохими.
— Хорошо.
— У нас будет хорошее тайное общество.
— У нас должно быть секретное рукопожатие.
— Нет. Секретное рукопожатие есть в каждом тайном обществе. А у нас будет другой тайный знак, — Агнес вновь наклонилась к сыну и потерлась носом о его нос.
Барти едва подавил смешок.
— И пароль.
— Эскимо.
— И название.
— Общество веселых приключений Северного полюса.
— Отличное название!
Агнес еще раз потерлась о нос Барти, поцеловала его, встала.
— У тебя нимб, мама, — сказал Барти, глядя на нее с кровати.
— Спасибо тебе, милый.
— Нет, правда, нимб. Она выключила лампу.
— Спокойной ночи, мой ангел.
Мягкий свет из коридора не проникал дальше открытой двери.
Из кровати донеслось: «О, посмотри. Рождественские огни». Решив, что мальчик закрыл глаза и говорит сам с собой, рассказывая историю на ночь, которая плавно перетекала в сон,
Агнес переступила порог, прикрыв за собой дверь, оставив лишь щелочку.
— Спокойной ночи, мамик.
— Спокойной ночи, — прошептала она.
Агнес выключила свет в коридоре, прислушиваясь, постояла у прикрытой двери.
Дом наполняла такая тишина, что она даже не услышала трагичных воспоминаний прошлого.
И хотя снег Агнес видела только на картинках и в кино, эта глубокая тишина словно говорила о медленно падающих снежинках, о белом покрывале, укутавшем землю, так что ее бы не удивило, если б, выйдя за дверь, она перенеслась в далекую северную страну, столь непохожую на вечно бесснежные холмы и берега Калифорнии.
Ее удивительный сын, который ходил там, где не было дождя, мог перенести ее и туда.
А из темноты комнаты донеслись слова Барти, которых и дожидалась Агнес. В звенящей тишине шепот его.разнесся по всему дому: «Спокойной ночи, папочка».
И в другие ночи эти подслушанные слова брали ее за живое. Сегодня же, накануне Рождества, слова эти наполняли ее изумлением и ожиданием чуда, ибо ей вспомнился разговор у могилы Джоя:
«— Я бы хотела, чтобы твой папа мог играть с тобой, воспитывал тебя.
— Где-то он играет, воспитывает. Папа умер здесь, но он умер не везде, где я есть. Мне тут одиноко, но одиноко мне не везде».
Беззвучно, с неохотой, Агнес еще сильнее прикрыла дверь, оставив крохотную щелочку, спустилась вниз, посидела на кухне с чашкой кофе в руке, погрузившись в глубокие раздумья.
* * *
Из всех подарков, которые Барти получил в рождественское утро, больше всего ему понравился фантастический роман Роберта Хайнлайна «Звездный зверь». Забавный инопланетянин, космические путешествия, удивительное будущее, множество приключений тут же захватили его внимание, и в этот суетливый день он улучал каждую свободную минутку, чтобы открыть книгу и перенестись из Брайт-Бич в куда более необычные края.
В отличие от дядьев-интровертов, Барти нравились праздники. Агнес не приходилось напоминать ему, что семья и друзья важнее самого удивительного книжного персонажа, и радушие и доброжелательность, с которыми мальчик встречал гостей, очень радовали его мать.
С утра и до обеда люди приходили и уходили, поднимали тосты за веселое Рождество, за мир на земле, за здоровье и счастье, вспоминали прошлые Рождества, изумлялись первой операции по пересадке сердца, проведенной в этом самом месяце в Южной Африке, молились за скорейшее возвращение солдат из Вьетнама, за то, чтобы ни одна семья из Брайт-Бич не потеряла в далеких джунглях своего сына.
Веселые приливы друзей и соседей, повторяющиеся ежегодно, практически смыли все пятна темной ярости, которые оставил в этих комнатах отец Агнес. Она надеялась, что ее братья в конце концов поймут, что ненависть и злость — всего лишь следы на песке, тогда как любовь — набегающая волна, которая без устали разглаживает песок.
Мария Елена Гонзалез, более не портниха в химчистке, а владелица «Моды от Елены», небольшого магазина-ателье, который располагался в квартале от городской площади, вечером присоединилась к Агнес, Барти, Эдому и Джейкобу за праздничным столом. Она привела своих дочерей, семилетнюю Бониту и шестилетнюю Франческу, которые принесли с собой новеньких Барби, ее подружек Кейзи и Тутти, сестру Скиппер и приятеля Кена, и вскоре Барти увлекли в новый сказочный мир, столь непохожий на созданный Хайнлайном, где у подростка завелся инопланетный домашний любимец, с восемью ногами, характером котенка и отменным аппетитом, который мог слопать что угодно, от гризли до «Бьюика».
Позже, когда все семеро уселись за стол, взрослые подняли бокалы с «Шардоне», дети — стаканчики с пепси и Мария произнесла тост: «За Бартоломью, так похожего на своего отца, добрейшего человека из всех, кого я знала. За моих Бониту и Франческу, которые расцветают с каждым днем. За Эдома и Джейкоба, от которых… от кого я узнала так много, что задумалась о хрупкости человеческой жизни и научилась ценить каждый прожитый день. И за Агнес, мою самую близкую подругу, которая дала мне все, включая и эти слова. Пусть господь благословит нас всех и каждого из нас».
— Пусть господь благословит нас всех и каждого из нас, — повторила Агнес и, пригубив вино, под каким-то предлогом упорхнула на кухню, где чуть смоченным в холодной воде посудным полотенцем промокнула слезы.
