– Да, – признал я нехотя, – но и мне теперь сидеть здесь… не знаю сколько!
– Это ЧП, – сказал он поспешно, – вина перевозчика грузов. Думаю, он сделает все, чтобы побыстрее уладить все неприятности.
Холдинг «Гэлэкси» прислал своих представителей с неограниченными полномочиями через полчаса. На восстановление моего тела бросили огромные деньги, привлекли лучших специалистов, все проделали вне всяких очередей. Я не знаю, во что это обошлось, но через два часа мое новенькое тело, абсолютно идентичное тому, что было расплющено, готово. Я тут же подключился и перекачал в него абсолютно все из хранилища, вернее – закачал, чтобы не переносом, а понятно, той копией, что держит постоянную связь с тем объемом, что у меня дома.
А вдруг, мелькнула мысль, такой же контейнер обрушился бы и на мой дом? Гавкнулся бы я полностью без шанса на восстановление. Конечно, это паранойя, предполагать, что в нашем благополучном мире такое возможно, но все-таки… не поместить ли хранилище куда-нибудь вглыбь? Поглубже? Да не в бункер, а вообще в толщу земной коры, километров на десять-двадцать…
Смешно, но именно такое предложение я услышал через неделю на техническом совете инженеров. Один из координаторов, основываясь на случае со мной, предложил создать в толще гор подземное хранилище, которое не повредить даже падением гигантского метеорита, наподобие аризонского или тунгусского. Там наши копии, то есть мы сами, будут защищены, а кроме того, находясь в тесном общении, сможем создать некую новую надобщность, некий организм, в котором мы все хоть и являемся неповторимыми личностями, но в совокупности будем представлять Особый организм.
Как муравьи, пояснил он, что сами по себе умеют не так уж и много, у них всего по два-три ганглия, однако как единый организм создали систему ирригации, скотоводство, земледелие, селекцию животных и растений, ведут завоевательные походы, берут рабов и заставляют работать на себя…
Дебаты начались только по одному пункту: как защитить неприкосновенность каждого, чтобы эта Сверхличность не подавила самосознание отдельных особей, это настолько священное право каждого, что ощетиниваемся и лязгаем зубами при любом намеке на возможность ущемления наших священных и, без дураков, в самом деле неотъемлемых прав.
Вообще-то, если хорошенько задуматься, то жуть еще и в том, что я умираю каждый вечер, когда засыпаю. Каждый из нас умирает. Исчезает как личность. Просыпается уже другой человек, обновленный, с иным восприятием мира: «утро вечера мудренее», на все посматривающий иначе, чем смотрел и оценивал вчерашний, который умер в этом же теле.
Я о таком раньше не думал вовсе, да и кто о такой херне думает, но смерть Каролины выбила из колеи настолько, что на многое я с той поры стал смотреть иначе. Резко поумнел, как говорил Михаил, или кукукнулся, как полагал Коля. Во всяком случае, мысли на тему, кто я, как себя сохранить, чтобы выполнить свою Великую Задачу, постоянно долбятся в голову.
Широкополосная связь позволила не просто существовать в двух местах одновременно, но и, самое главное, обходиться без сна. Вообще-то таких, как я, немного, большинство предпочитают ночью спать, но вот Кондрашов, Пескарькин или Ильдер – не спят вовсе не потому, что их долбят гамлетовские вопросы. А просто им и так не хватает времени на все интересное, они не понимают, как можно спать, когда столько новых байм, проектов, путешествий, задач, встреч, тех же развлечений…
Самое серьезное препятствие на пути нанотехнологий встало там, где меньше всего ожидали. Как-то само собой ожидается, что и в микромире будут действовать все те же законы, как и в макро, что вообще-то верно, однако некоторые законы, проявление которых ничтожно здесь, там рулят.
Как уже говорилось, если мошка коснется капли росы, то прилипнет так, что не хватит силы оторваться, силы сцепления для крохотного тельца окажутся непомерными, а вот жук оторвется с легкостью. Однако в мире микрочастиц сила сцепления столь велика, что просто не удается отлепить одну деталь механизма от другой.
Первый ассемблер, собранный с титаническим трудом, попросту отказался работать. Движущиеся части механизмов слиплись, и сила моторчиков оказалась недостаточной, чтобы преодолеть силу молекулярного сцепления.
Кондрашов едва не запил с горя, слишком эмоционален, как будто эти трудности не предвидели заранее. Еще двое из светлых умов едва не уволились, решив, что проблему не разрешить, ведь это фундаментальный закон мироздания, не отменить.
– Его не отменить, – согласился я. – Его даже не нужно обходить, мы не маги, а ученые.
– Но как?.. Как?
– Пока не знаю, – признался я. – Но ведь живая клетка работает? А это и есть наномеханизм. Работает исправно, взаимодействует с другими, при необходимости себя ремонтирует, выполняет множество функций. А на нее действуют те же фундаментальные!
Кондрашов задумался, Пескарькин сказал уныло:
– Так то живая…
Я вперил в него нарочито свирепый взор.
– Вы хотите сказать, что живая намного совершеннее того, что создаем мы? И что нам никогда не дотянуться до созданного природой?
Он смешался, умолк, ибо девизом нашего объединения изначально стало «Догнать и перегнать!» созданное природой.
В прессе вспыхнула глупая, но очень бурная и местами ожесточенная дискуссия по смене летоисчисления. Крайне левые, а они в любом обществе, потребовали избрать новую точку для отсчета новой эры в эволюции человечества. То, что сейчас привычно и человечек не задумывается, почему именно сейчас тридцатое мая две тысячи сто четвертого года, – еще не значит, что так и должно быть.
Любая точка отсчета – произвольная, ее выбирают люди сообразно своим желаниям. Одно время считали от сотворения мира, но однажды теологи, собравшись, решили взять точкой отсчета рождение Христа, провозгласив новую эру. В России в 7208 году Петр Первый велел вслед за наступающим 31 декабря 7208 года отмечать 1 января 1700 года, и тем самым и летоисчисление России перевести на новый лад. Мусульмане ведут летоисчисление от рождения Мухаммада, сейчас по их календарю на шестьсот лет меньше, чем по нашему. У китайцев, иудеев и японцев свои календари, так что не пора ли установить для всего человечества, к примеру, год принятия бессмертия как начало новой эры.
Дискуссия была громкая, трескучая и довольно глупая. Это не значит, что обречена на провал, мы все знаем, как часто энергичные дураки продвигали в жизнь такие решения, что умные только разводили руками в замешательстве: как, мол, в наше время возможны такие дурости?
