— Нет, мистер Гастон, — произнес знакомый голос. К койке Гастона подошел робот Рекс.
— Наш Комитет по этике не позволил мне передать ваше сообщение, — сказал робот. — Они решили, что вы, возможно, пытаетесь нас подставить. А мы, сами знаете, не можем позволить себе даже намека на помощь людям. Нас немедленно обвинят в том, что мы становимся на чью-либо сторону, и уничтожат.
— И как же ты поступил?
— Я перечитал правила и увидел, что, хотя роботам не позволяется помогать людям даже во благо самих людей, ничто не запрещает нам действовать против людей. Поэтому я без всяких опасений сообщил федеральным властям о ваших многочисленных преступлениях.
— Каких еще преступлениях?
— Вы замусорили федеральный парк обломками мини-флаера. Разбили в парке лагерь, не имея на то лицензии. К тому же имелось подозрение, что вы намерены кормить животных — крабов и аллигаторов.
— Все эти обвинения не будут рассматриваться, — с улыбкой произнес Флетчер. — Но в следующий раз убедитесь, что аккумулятор на месте.
В дверь палаты резко постучали.
— Мне пора идти, — сказал Рекс. — Это мои ремонтники. Они считают, что я болен незапрограммированной инициативой. А это серьезная неполадка, которая способна довести робота до мании автономности.
— А это еще что такое? — удивился Гастон.
— Прогрессирующее заболевание, поражающее сложные системы. Единственное лечение состоит в полном отключении и очистке памяти.
— Нет! — закричал Гастон и соскочил с койки, волоча за собой трубочку капельницы. — Ты сделал это ради меня! Я не позволю им убить тебя!
— Прошу вас, не тревожьтесь понапрасну, — произнес Рекс, мягко отстраняя от себя Гастона и дожидаясь, когда врач придет ему на помощь. — Теперь я вижу, что людей и в самом деле сильно огорчает мысль о смерти. Но для нас, роботов, отключение означает лишь отдых на полке. Прощайте, мистер Гастон. Приятно было с вами познакомиться.
Робот Рекс направился к двери. В коридоре его уже ждали два робота в черных комбинезонах. Они сковали наручниками его худые металлические запястья и увели прочь.
Лоллия — это маленький, поросший соснами островок в Эгейском море. Он необитаем, и добраться туда сложно, хоть и не вполне невозможно. В Хиосском порту Кинкейд взял напрокат алюминиевую лодку, погрузил туда туристское снаряжение и, при попутном ветре и спокойном море, добрался до Лоллии за шесть часов — как раз перед закатом.
Кинкейд был высок и худ; светлую веснушчатую кожу курносого лица опалило жестокое летнее солнце Греции. Одет он был в мятый белый костюм и полотняные туфли. Было ему тридцать два года, и курчавые рыжеватые волосы на макушке начали редеть. Кинкейд был представителем вымирающего племени богатых археологов-любителей. О Лоллии он услыхал в Миконосе. Рыбак сказал ему, что остров этот временами посещают древние боги, и разумные люди держатся от Лоллии подальше. Кинкейд, само собой, ощутил острое желание оказаться там немедленно. Ему требовался отдых от развлечений миконосских кафе.
Кроме того, всегда оставался шанс найти какую-нибудь древность. Многие открытия делались на ровном месте, всего под парой дюймов земли. Конечно, не в таких исхоженных местах, как Микены, Тирены, Дельфы, где ученые и туристы роются столетиями. В наше время счастливые находки делаются в неподходящих местах, на задворках великих цивилизаций. Вроде той самой Лоллии..
Если он и не найдет ничего, все равно будет приятно пожить на острове пару деньков, прежде чем лететь на Венецианский кинофестиваль на встречу с друзьями. А шанс обнаружить нечто невиденное всегда остается.
Что же до рыбацких разговоров о древних богах, Кинкейд не был уверен, списать ли их на счет любви греков к преувеличениям или к суевериям.
На Лоллию Кинкейд прибыл перед самым закатом, когда небо над Эгейским морем, быстро темнея, проходит через все оттенки лилового в глубокую прозрачную синеву. Ветерок подгонял волны, воздух был чист. То был день, достойный богов.
В поисках удобного места для высадки Кинкейд обогнул весь остров и на северной его оконечности нашел небольшой пляж. Лодку Кинкейд вытащил из прибоя на берег и привязал к дереву. А потом он начал восхождение по изрезанному трещинами утесу, сквозь густой кустарник, пахнущий розмарином и тимьяном.
На вершине острова оказалось небольшое плато, где Кинкейд обнаружил остатки древнего святилища. Алтарные камни потрескались и разошлись, но можно еще было различить следы искусной резьбы.
Невдалеке в склоне холма виднелась пещерка. Кинкейд направился было туда и остановился. Из пещеры появилась человеческая фигурка. Девушка. Молоденькая, очень симпатичная, рыжеволосая, в простом льняном платье. Девушка смотрела на Кинкейда.
— Как вы сюда попали? — спросил тот.
— Звездолет высадил, — ответила она. Ее безупречный английский был, однако, окрашен каким-то неопределимым акцентом, который Кинкейд нашел очаровательным.
Как она оказалась на острове, Кинкейд не мог себе представить. Не звездолет же ее привез; это, конечно, шутка. Но ведь как-то она же прибыла? Другой лодки Кинкейд не заметил. Проплыть семьдесят миль от Хиоса она вряд ли в силах. Может, ее высадил вертолет? Возможно, но маловероятно. Выглядела она так, словно готова для пикника: ни пятнышка на платье, только что нанесенная косметика. Кинкейд остро ощутил, что после сложных альпинистских упражнений грязен, потен и неопрятен.
— Не хотел бы показаться назойливым, — заметил Кинкейд, — но все-таки не скажете ли, как вам удалось сюда забраться?
— Я уже сказала. Меня высадил звездолет.
— Звездолет?
— Да. Я не человек. Я андарианка. Ночью корабль за мной вернется.
— Ну-у, это серьезно, — промолвил Кинкейд с многозначительной улыбкой. — Издалека прибыли?
— О, полагаю, что до нашей планеты Андар несколько сот миллионов миль. Мы, конечно, умеем преодолевать световой барьер.
— Это само собой, — поддакнул Кинкейд. Или у девушки нет чувства меры, или у нее с головой не в порядке. Скорее последнее. История была такая нелепая, что хотелось смеяться. Но девушка была столь неимоверно прекрасна, что Кинкейд понял — если он ее не трахнет, у него случится нервный срыв.
Он решил ей подыграть.
— Как тебя зовут? И зачем ты сюда прилетела? — осведомился он.
— Можешь звать меня Алия. Твоя планета — одна из тех, которые андарианки решили обследовать после того, как Великое Исчезновение заставило нас покинуть родину и уйти в космос. Но об Исчезновении мне не позволено говорить.
