— Мне очень жаль, — сказал Сингх. — Очень жаль.
— Ваша жалость дела не поправит, — ответил Тарасов, в этот раз глядя прямо на Сингха. — Проблему нужно решить прямо сейчас.
Дэррил Хадкинс никогда не летал бизнес‑классом и, надо полагать, никогда больше не полетит. Но президент почему‑то настоял, чтобы они летели обычным рейсом, а на ближайший свободные места оказались только в бизнес‑классе.
Что, в принципе, было и к лучшему, только вот…
Только вот это было очень долгий перелёт, и…
И он мог читать память Бесси.
Он сглотнул и попытался успокоиться, попытался не обращать на неё внимания, но…
Но она нервничала, чёрт её возьми. Она нервничала, сидя рядом с ним, потому что…
Потому что он чёрный.
Потому что она слышала про чёрных ужасные вещи.
Потому что и в округе Колумбия, и в Миссисипи, где она жила, бо́льшую часть преступлений совершают — по крайней мере, она так думала — чёрные.
Он старался не думать о том, что она думает, пытался выкинуть её мысли у себя из головы, но…
Но они возвращались. Она постоянно думала слово на букву «н».
Проклятое слово на букву «н».
Он полистал журнал авиакомпании, отметив ещё одно мелкое унижение — почти полное отсутствие чернокожих в рекламе. Он оглядел соседних пассажиров — толстый белый мужчина тихо похрапывал, чопорная белая женщина читала что‑то с электронной книги, двое белых мужчин обсуждали какие‑то инвестиции.
И, провались оно, он не мог не задуматься о том, что же у Бесси случилось такого в жизни с чернокожими.
А задуматься означало узнать.
Бесси выросла в Мемфисе. Там, конечно, много чёрных, но, даже по прошествии стольких лет, общины почти не смешиваются; даже по прошествии стольких лет по‑прежнему «отдельные, но не равные»; даже по прошествии стольких лет люди думают, пусть даже не произносят, и «цветные», и «ниггеры», и кое‑что похуже.
В желудке что‑то сжалось, и не только из‑за того, что самолёт попал в турбулентность.
Сразу после ухода Ивана Тарасова в лабораторию Сингха явились двое.
Вот ведь радость‑то, подумала Сьюзан. Это были Рэйчел Коэн, женщина из бухгалтерии больницы, и Оррин Джиллетт, адвокат, пытавшийся вчера бежать после объявления об изоляции больницы. Сьюзан удивилась, увидев их снова — Рэйчел вряд ли работает по выходным, а Оррин дал ясно понять, что больница — это последнее место, где ему хотелось бы быть.
— Профессор Сингх, — сказала Рэйчел, — я надеялась найти вас сегодня здесь.
— И агент Доусон, — сухо добавил Джиллетт. — Всегда рад видеть.
— Всё в порядке? — спросил Сингх. — Мисс Коэн, мы читаете мистера Джиллетта, не так ли? Со вчерашнего дня в этом отношении ничего не изменилось?
Сьюзан показалось, что в его голосе прозвучала надежда; если их связь ослабла или пропала сама по себе, это, конечно, было бы здорово.
— Нет, — сказала Рэйчел. — Всё так же, как было вчера.
— Мне очень жаль, — сказал Сингх. — Поверьте, я не имею представления…
— Я видела вас сегодня утром по телевизору, — перебила его Рэйчел. — Вы давали интервью.
— Ах, да. Я слышал, они снабдили мою речь субтитрами. Мой акцент правда настолько жуткий?
— Вы сказали, что пытаетесь разорвать связи.
— Да. конечно.
— Вы не можете, — сказала Рэйчел.
Сингх улыбнулся.
— Вы творите чудеса с моей уверенностью в собственных силах, мисс Коэн. Признаю, что пока у меня нет ни малейшей зацепки…
— Я хочу сказать, что вы не можете, — сказала Рэйчел. — Я этого не разрешаю.
— Простите?
Она потянулась в Оррину Джиллетту и взяла его руки в свои.
— Мне нравится быть связанной с Оррином. Я не хочу, чтобы вы разрывали эту связь.
Сьюзан была ошарашена, как и, несомненно, Ранджип.
— Но мисс Коэн, — сказал он, — когда я выясню. как это сделать, скорее всего все связи будут разорваны одновременно.
— Мне плевать на связи между остальными, но вы не можете разорвать мою. Она важна для меня. И она важна для Оррина, ведь правда?
— Да, — ответил Джиллетт.
Сьюзан была совершенно сбита с толку.
— Но почему?
Джиллет посмотрел на неё. Рэйчел сжала его руку и сказала:
— Всё в порядке.
— Потому что, — сказал Джиллетт, — связь делает женщину идеальной любовницей. Она точно знает, что мне нравится; она знает всё, что ей нужно обо мне знать.
— И, — добавила Рэйчел, — я потом вспоминаю, как мы занимались любовью с его точки зрения — как он смотрел на меня, ощущал себя внутри меня.
При цвете лица Сингха сложно заметить, когда он краснеет, но ему явно было неловко.
— Ну, как сказал бы мой сын… — начал Ранджип, и продолжение возникло в голове у Сьюзан прежде, чем он закончил фразу, именно так, как обычно говорил Харприт: «В чём бы ни плыл ваш чёлн…» Но потом Ранджип качнул головой. — Но, как я сказал, я считаю, что решение проблемы будет из разряда «всё или ничего».
— Как бы то ни было, — сказал Джиллетт, — Рэйчел не даст согласия на процедуру.
— Что? — переспросила Сьюзан — но заметила, как Сингх нахмурился.
Джиллет повернулся к ней.
— Прежде, чем эта больница, или любая другая, сможет произвести над кем‑то экспериментальную процедуру, этот кто‑то должен дать на неё информированное согласие. Рэйчел такого согласия не даст.
— Все остальные хотят, чтобы связь исчезла, — сказал Сингх.
— Мне не интересно, чего хотят остальные, — сказала Рэйчел. — Вы говорите о внесении фундаментальных изменений в мой разум, в мои мыслительные процессы — и я это запрещаю.
— Но это был несчастный случай…
— Правильно: то, что вы со мной сделали, было сделано случайно. Но то, о чём мы говорим сейчас — преднамеренное воздействие, и я его не разрешаю.
— Но правда, мисс Коэн…
Джиллетт сложил руки на груди.
— Прислушайтесь к ней, профессор Сингх. Без информированного согласия пациента вы не можете производить над ней никаких операций — и вы это знаете. И вы совершенно точно не получите от неё — от моей клиентки — такого согласия.
— Это вопрос государственной безопасности, — сказала Сьюзан.
— С чего бы это? — спросил Джиллетт, поворачиваясь к ней. — Потому что вы так сказали? Да ладно! Рэйчел читает меня, я читаю охранника. Ради Бога, в этом нет никакой государственной безопасности — но будьте уверены, что мы с удовольствием вас засудим, если вы попытаетесь на этом настоять.
