"ОДЕТТА ХОЛМС! ДЕТТА УОКЕР! СМОТРИТЕ ЖЕ!"
И в тот миг, когда он воззвал к ним, в миг, когда поезд, с беспощадной сребристой быстротой вращая колесами, налетел на него, стрелок наконец повернул голову и посмотрел в дверной проем.
Прямо ей в лицо.
В лица!
Их два, я вижу сразу оба ее лица...
"НЕЕ!.." - тонко взвизгнул Морт, и в последнюю ничтожную долю секунды перед тем, как поезд переехал его, разрезав надвое - не над коленями, а в талии - Роланд метнулся к двери... и сквозь нее.
Джек Морт умер один.
Возле материальной оболочки Роланда появились коробки с патронами и флакон с таблетками. Руки стрелка судорожно вцепились в них, потом расслабились. Он заставил себя подняться, сознавая, что вновь облачен в свое хворое, пульсирующее острой болью тело; сознавая, что Эдди Дийн пронзительно кричит; сознавая, что Одетта визжит на два голоса. Роланд поглядел - всего на секунду - и увидел именно то, что услышал: не одну, а двух женщин. Обе были безногие, обе темнокожие, обе - дивной красоты, и все-таки одна была ведьмой, сущей каргой. Внешняя красота не скрывала ее внутреннее уродство, а лишь усиливала его.
Эти двойняшки, которые в действительности были вовсе не близнецами, а положительным и отрицательным образами одной и той же женщины, приковали к себе взгляд Роланда. Он напряженно уставился на них, и в этом напряжении было что-то лихорадочное, гипнотическое.
Потом Эдди опять испустил пронзительный крик, и стрелок увидел омарообразных чудовищ: кувыркаясь, они выбирались из волн и важно шествовали к тому месту, где Детта оставила связанного и беспомощного юношу.
Солнце село. Пришла тьма.
Детта увидела себя в дверном проеме, увидела своими глазами, увидела глазами стрелка, и возникшее у нее чувство перемещения было таким же внезапным, как у Эдди, но куда более бурным.
Она была здесь.
Она была там, за глазами стрелка.
Она услышала приближающийся поезд.
"Одетта!" - взвизгнула она, вдруг поняв все: и что она такое, и когда это произошло.
"Детта!" - взвизгнула она, вдруг поняв все: и что она такое, и кто сделал ее такой.
Мимолетное ощущение, что ее выворачивают наизнанку... а затем куда более мучительное ощущение.
Ее раздирали на части.
Роланд, волоча ноги, неуклюже спустился с короткого склона туда, где лежал Эдди. Он двигался, как человек, лишившийся скелета. Одна из омарообразных тварей щелкнула клешней у лица Эдди. Эдди закричал. Стрелок пинком отшвырнул чудовище. Он с грехом пополам нагнулся, крепко схватил Эдди за руки и потащил его от воды, но слишком поздно; слишком мало сил, сейчас эти твари доберутся до Эдди, черт, до них обоих...
Эдди снова закричал - один из чудовищных омаров, поинтересовавшись: "дид-э-чик?", вырвал клок из его штанов, а заодно прихватил и кусок мяса. Эдди попробовал крикнуть еще раз, но с губ сорвался лишь задушенный клекот. Молодой человек задыхался в Деттиных узлах.
Вокруг повсюду были хищные твари, они наступали, энергично и нетерпеливо щелкая клешнями. Стрелок вложил остатки сил в последний рывок... и повалился на спину. Он слышал их приближение - отвратительные вопросы, щелкающие клешни. Может быть, это не так уж плохо, подумал он. Он ставил на кон все, что у него было - все и потерял.
Гром собственных револьверов наполнил Роланда тупым недоумением.
Две женщины лежали на песке лицом к лицу, приподнявшись, точно готовые напасть змеи, сомкнув пальцы с идентичными отпечатками на шеях, прорезанных одинаковыми морщинками.
Женщина пыталась убить ее, но не настоящая женщина, такая же не настоящая, какой была та девушка; она была сном, сотворенным падающим кирпичом... но теперь этот сон стал явью, этот сон скрюченными пальцами вцепился ей в горло и силился убить ее, пока стрелок пытался спасти своего друга. Ставший реальным сон хрипло визжал непристойности, орошая ее лицо дождем горячей слюны. "Я взяла синюю тарелочку потому что та тетка закатала меня в больницу а потом мне никогда не дарили никаких тарелочек напамять и я кокнула ее потому как ее надо было кокнуть и когда я повстречала белого юнца которого могла треснуть по рылу я треснула а чего ж я обижала белых сопляков потому как сами напрашивались и воровала из магазинов которые продают только всякие штуки напамять белым покамест черные братья и сестры в Гарлеме загибаются с голодухи и крысы жрут их детишек, я настоящая, ты, сука, я настоящая, Я... Я... Я!"
"Убей ее", - подумала Одетта и поняла, что не может.
Она не могла убить эту ведьму и выжить - так же, как та не могла убить ее и удалиться. Покуда Эдди и
(Роланда) (Настоящего Гада)
того, кто воззвал к ним, съедали заживо у кромки воды, они здесь могли бы удавить друг друга. Это покончило бы со всеми. Или же она могла бы
(любовь)/(ненависть)
разжать руки.
Одетта отпустила шею Детты, не обращая внимания на сильные, свирепые и жестокие руки, душившие ее, сминавшие дыхательное горло. Вместо того, чтобы делать из своих рук удавку, она нашла им иное применение. Она обняла ту, другую.
- Нет, сволочь! - истошно завопила Детта, но крик этот был бесконечно сложным, полным и ненависти, и благодарности. - Нет, отвали от меня, отвали и все тут...
У Одетты не было голоса, чтобы ответить. В тот миг, когда Роланд пинком отшвырнул первого атаковавшего их чудовищного омара; в тот миг, когда второй омар выдвинулся вперед, чтобы пообедать щедрым ломтем руки Эдди, Одетта сумела только шепнуть на ухо этой бабе-яге: "Я люблю тебя".
На мгновение руки сжались, превратившись в орудие убийства, петлю... а затем ослабли.
Исчезли.
Ее опять выворачивало наизнанку... а потом вдруг - о, блаженство! оказалось, что она - одно целое. Впервые с тех пор, как человек по имени Джек Морт сбросил кирпич на голову девочки, подвернувшейся, чтобы принять на себя этот удар потому только, что белый таксист, раз взглянув, укатил (а ее отец в своей гордыне отказался от новой попытки из боязни во второй раз получить отказ), она была одним целым. Она была Одеттой Холмс, а та, другая?..
"Поторапливайся, сучка! - проорала Детта... но голос оставался ее собственным; они с Деттой слились воедино. Ей довелось быть одним человеком, была она и двумя людьми, теперь стрелок извлек из нее третьего. - Торопись, не то ими пообедают!"
Одетта посмотрела на патроны. На это не было времени; пока она перезарядит револьверы, все уже будет кончено. Оставалось только надеяться.
"Но, может быть, есть что-то еще?" - спросила она себя и спустила курки.
И вдруг ее коричневые руки наполнились громом.
Эдди увидел, что на него угрожающе надвинулся один из чудовищных омаров; сморщенные глаза были пустыми, мертвыми и все-таки отвратительно искрились отвратительной жизнью. Клешни чудовища опустились к лицу молодого человека.
