"Но, может быть, есть что-то еще?" - спросила она себя и спустила курки.
И вдруг ее коричневые руки наполнились громом.
Эдди увидел, что на него угрожающе надвинулся один из чудовищных омаров; сморщенные глаза были пустыми, мертвыми и все-таки отвратительно искрились отвратительной жизнью. Клешни чудовища опустились к лицу молодого человека.
- Дод-э... - начала тварь, а потом что-то разнесло ее в клочья и брызги, отшвырнув от Эдди.
Роланд увидел, что один из монстров, проворно перебирая ногами, бежит к его левой руке, которой он размахивал, силясь отогнать хищных тварей, и подумал: "Сейчас и вторую руку..." - а потом тварь разлетелась в темном воздухе облачком мелко раздробленной скорлупы и ошметков зеленых внутренностей.
Он обернулся и увидел женщину, чья красота заставляла сердце замирать, а бешеная ярость обращала его в кусок льда. "ДАВАЙТЕ, ГАДЫ! визжала она. - НУ, ДАВАЙТЕ, ДАВАЙТЕ! ДАВАЙТЕ, СУНЬТЕСЬ К НИМ! Я ВАМ ЗЕНКИ ЧЕРЕЗ ВАШИ БЛЯДСКИЕ ЖОПЫ ВЫШИБУ!"
Выстрел взорвал третьего омара, который быстро полз между широко расставленными ногами Эдди, намереваясь подкормиться, а заодно превратить юношу в бесполое существо. Тварь разлетелась, как при игре в "блошки".
Роланд и раньше подозревал, что эти существа обладают некими зачатками интеллекта. Теперь он получил тому доказательство.
Омары отступали.
Боек револьвера ударил по непригодному патрону, а следующим выстрелом Одетта разнесла одного из отступавших монстров в куски.
Остальные побежали к воде еще быстрее. Похоже, аппетит у них пропал.
Между тем Эдди задыхался.
Роланд принялся ощупывать веревку, глубоко впившуюся в шею Эдди, так, что осталась борозда. Он видел, что лицо юноши постепенно становится из лилового черным.
Потом его руки оттолкнули руки более сильные.
- Я сама этим займусь. - В ее руке был нож... его нож.
"Чем же ты займешься? - подумал Роланд. Его сознание медленно помрачалось. - Чем же ты займешься теперь, когда мы оба в твоей власти?"
- Кто ты? - прохрипел он, когда его потянула к земле тьма гуще ночной.
- Я - три женщины, - услышал стрелок голос Одетты, звучавший так, словно она обращалась к Роланду с верхнего края глубокого колодца, в который он падал. - Та я, что была; та я, что не имела никаких прав на существование, но существовала; и я - та женщина, которую вы спасли. Я благодарю тебя, стрелок.
Она поцеловала его, стрелок это знал, однако после Роланд долгое время знал только тьму.
5. ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ ПЕРЕТАСОВКА
Впервые, как ему казалось, за тысячу лет, стрелок не думал о Темной Башне. Его мысли занимал только олень, спустившийся к озерцу на лесной поляне.
Держа револьвер в левой руке, он прицелился поверх поваленного бревна.
"Мясо", - подумал он. В рот брызнула теплая слюна; Роланд выстрелил.
"Промазал, - подумал он в следующую миллисекунду. - Утратил. Утратил всю свою сноровку..."
Олень у края воды упал замертво.
Вскоре Башне предстояло вновь заполнить стрелка, но сейчас он лишь возблагодарил неизвестных ему здешних богов за то, что его глаз по-прежнему был верным, и стал думать о мясе, о мясе и еще раз о мясе. Убрав револьвер (тот единственный, что теперь носил при себе) обратно в кобуру, Роланд перелез через бревно, за которым, покуда ранний вечер мало-помалу угасал, превращаясь в сумерки, терпеливо лежал и ждал, не придет ли к озерцу что-нибудь достаточно крупное для ужина.
"Я выздоравливаю, - с некоторым изумлением подумал он, доставая нож. - Я в самом деле выздоравливаю".
Он не видел женщины, стоявшей позади него и следившей за ним оценивающими карими глазами.
В течение шести дней после произошедшего у оконечности пляжа противоборства они ели только мясо омаров и пили только противную солоноватую воду из ручья. Роланд сохранил об этом времени весьма скудные воспоминания - он тогда метался и бредил в горячке, называя Эдди порой Аланом, порой - Катбертом, а женщину - неизменно Сюзанной.
Мало-помалу лихорадка отступила, и они пустились в многотрудное путешествие вглубь холмов. Эдди толкал инвалидное кресло, в котором сидела женщина, но бывало и так, что в кресле катил Роланд, а женщина ехала на закорках у Эдди, некрепко обхватив его за шею. Дорога была такой, что чаще всего передвижение на колесах становилось невозможным, и продвижение вперед шло медленно. Роланд понимал, насколько Эдди выбился из сил. Понимала это и женщина; впрочем, Эдди ни разу не пожаловался.
Пища у них была; в те дни, когда, дымясь от жара, ворочаясь и горько сетуя на давно минувшие времена и давно умерших людей, Роланд лежал между жизнью и смертью, Эдди и женщина стреляли омаров - снова, и снова, и снова. Вскоре омароподобные чудовища перестали приближаться к их части пляжа, но к тому времени мяса у них уже было вдоволь, и когда они наконец попали туда, где рос бурьян с сучьей травой, то уже принуждали себя есть его. Все трое изголодались по зелени - какой угодно, лишь бы это была зелень. И разъедавшие кожу болячки понемногу начали исчезать. Некоторые травы горчили, попадались и сладкие, но, каков бы ни был вкус, путешественники съедали их... за исключением одного случая.
Усталый стрелок вздремнул, а когда проснулся, то увидел, что женщина дергает из земли пучок травы, которую он узнал даже слишком хорошо.
- Нет! Только не эту! - прохрипел он. - Эту - никогда! Заметь ее и запомни! Никогда не ешь эту траву!
Она ответила долгим взглядом и, не требуя объяснений, отложила горсть стеблей в сторону.
Стрелок, похолодевший от того, что беда прошла так близко, опять откинулся на землю. Возможно, кое-какие из трав таили в себе смерть, но то, что сорвала женщина, обрекало ее на муки и медленную гибель. Это была бес-трава.
Кефлекс стал причиной бурной деятельности кишечника Роланда, и стрелок знал, что Эдди это тревожит, но благодаря травам работа желудка наладилась.
В конце концов они добрались до настоящих лесов, а шум Западного моря ослаб до приглушенного неясного гула, который был слышен только при подходящем ветре.
И вот теперь... мясо.
Подойдя к оленю, стрелок попытался выпотрошить его, зажав нож между средним и безымянным пальцами правой руки. Безрезультатно. Слишком уж слабыми были пальцы. Он переложил нож в левую, неумелую, руку и сумел грубо, топорно распороть брюхо оленя от паха до груди. Нож выпустил дымящуюся кровь, чтобы она не успела свернуться и испортить мясо... но все равно, разрез вышел скверным. Ребенок, которого рвет - и тот сделал бы лучше.
"Глядишь, и научишься быть ловким", - сказал себе Роланд и приготовился полоснуть еще раз, глубже.
Накрыв его руку, две коричневых руки забрали у Роланда нож.
Он огляделся по сторонам.
