— Я очень рада, — это она сказала искренне, с удовольствием.
— Ехать на автомобиле — долго, на аэроплане скорее, но спуск опасен. Однако, чтобы побыть с вами минуту, я готов на любой риск, — говорил Куинслей, и его слова не раздражали ее, как прежде, в душе не поднималось возмущение; она смотрела на гостя своими, большими блестящими глазами…
— Вы, кажется, говорите мне комплименты?
— Мои слова, мадам, не могут выразить то, что я чувствую.
— У нас было уже достаточно недоразумений; лучше их не повторять…
Макс Куинслей не дал ей договорить.
— Клянусь, мадам, я не позволю себе переступить черту самых строгих приличий. Но не запрещайте мне говорить вам то, что уже многие месяцы рвется из моей груди. Вы, верно, удивляетесь, что я, ученый, правитель страны, серьезный и пожилой человек, говорю с вами, как обыкновенный влюбленный. Но такова судьба всех людей, унаследовавших страсти от своих родителей. Во мне течет горячая кровь Куинслеев, я не могу охладить ее многолетним трудом и борьбой. Может быть, я кажусь вам смешным, ну что же, смейтесь, но выслушайте меня до конца.
— Если от этого вам может быть легче… Я слушаю…
— Я встретил вас более двух лет тому назад… И я сразу понял, что вы та женщина, которую я искал всю жизнь. Меня поразила ваша фигура, ваша красота, ваш голос… Но не это привязало меня к вам, что — я не знаю. Разве может понять мужчина, что привлекает его к определенной женщине? Это всегда остается неясным. Вот прошли годы, а чувство мое не ослабело, оно усилилось, оно захватывает меня целиком. Если я могу работать и творить, то только потому, что не теряю надежды покорить ваше сердце моей любовью, — говорил Куинслей.
Она слушала его, а в это время нежная музыка звучала в ее ушах, будила картины далекой юности. Аккорды становились громче, настойчивее; внушитель нашептывал дерзкие мысли, подымал со дна души сокровенные желания.
— Анжелика! — воскликнул Куинслей и, опустившись на колени, протянул к ней свои длинные руки. — Анжелика, не отвергайте меня! Забудьте все, что стояло между нами, отнеситесь ко мне снисходительно! Анжелика, Анжелика! он поймал ее руки, осыпал их поцелуями.
В это мгновенье произошло нечто необъяснимое: в головах этих двух людей, готовых к нежностям, уступающих разгорающейся страсти, возникло что-то отвратительное, возмущающее, отталкивающее; казалось, они увидели друг на друге гноящиеся язвы. Все, что может отдалить одного человека от другого, встало сейчас между ними.
Куинслей вскочил. Губы его дрожали, лицо исказилось от ярости.
— Кто смел воспользоваться внушителем для своих гнусных целей? закричал он и с этими словами, схватив палку, бешено стал колотить по аппарату, подвешенному под потолком.
… Мадам Гаро чувствовала, как стыд захватывает ее. Как она могла дойти до этого?
Макс вышел, не попрощавшись. Она видела, как темная тень аэроплана поплыла по небу.
Через полчаса, когда она выходила в коридор, к ней приблизился страж и, наклонясь, тихо и раздельно сказал:
— Вы забыли ключ от вашей студии; этот ключ не совсем исправен, я принесу вам другой ключ.
Он выразительно посмотрел на нее.
«Неужели посланец Роберта? — подумала Анжелика. — А я чуть не забыла наше условие».
— У меня так болит голова, — сказала она, — мозг совсем не работает. Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы говорите, мадам, мозг?
«Следовательно, я не ошиблась: Роберт приходит мне на помощь».
— Завтра мы поговорим с вами на площадке у ворот. Я дежурю там перед обедом, — страж отвернулся и зашагал привычной размеренной походкой часового.
Мадам Гаро плохо спала эту ночь. Последние дни представлялись ей каким-то сном. Она не могла дать себе отчет, каким образом так резко изменилось ее отношение к Максу, как она могла так скоро забыть о Роберте, хотя он был к ней расположен и обещал ей свою помощь. Ее мучили раскаяние и досада.
«Что хочет сказать посланец Роберта? Как кстати он появился! Без сомнения, наступил решительный момент. Борьба с таким противником может закончиться успешно, если вовремя придет помощь Роберта. Больше надеяться не на кого».
Мысли ее были прерваны появлением нового лица. Это был, по-видимому, один из заключенных, так как он был одет в соответствующее платье.
— Мадам, мне поручено исправить испортившийся в вашей комнате аппарат. Я электромонтер и отбываю здесь наказание.
— Пожалуйста. Я вам не мешаю?
— Нисколько, мадам.
Монтер принес лестницу и принялся за работу, испуская возгласы удивления при виде повреждений.
— Я думаю, аппарат попорчен умышленно, не так ли, мадам? Его кто-то колотил палкой?
Ее покоробила развязность этого арестанта. Она ничего не ответила, но каково же было ее удивление, когда она услышала слова:
— Вчера мадам испортила ключ, я заменю этот ключ другим ключом.
«Что это? Опять сторонник Роберта или, может быть, агент Макса?»
Это предположение показалось настолько правдоподобным, что она не решилась произнести условленный ответ. Кто друг, кто враг — невозможно разобрать.
Очень рано стемнело. Свинцовое небо сделалось черным, повалил снег. В такую погоду не хотелось выходить из дому.
Но она не могла дождаться, когда же можно выйти к воротам. Наконец, условленный час наступил. Она оделась потеплее и, никем не замеченная, проскользнула в сад, а оттуда к воротам. Здесь она увидела часового, прижавшегося в углу — его с трудом можно было заметить в наступившей темноте. Порыв ветра ударил ее с такой яростью, что она едва удержалась на ногах. Оправившись, она услышала:
— Ключ…
Человек приблизился к ней и быстро шепнул в ухо:
— Сегодня вечером вы будете спасены. Исполняйте все, что потребуют от вас, без промедления. Я и тот заключенный посланы мистером Робертом Куинслеем. Идите к себе в комнату и ожидайте.
Он отошел и притаился в углу у ворот, а мадам Гаро, с сильно бьющимся сердцем, возвратилась в дом.
О, как медленно тянулось время!
В девять часов, в дверь гостиной кто-то постучал. Ужас охватил несчастную женщину, когда она увидела Макса Куинслея. Он потирал свои белые руки.
— Ужасно холодно, мадам. Ветер сделал невозможным полет, я приехал на автомобиле. Едва дождался минуты, когда вас увижу. Уверен, нам ничто не помешает провести вместе вечер. — Проницательные глаза Макса вдруг заметили что-то особенное в ее лице. — Вы меня не ожидали? Надеюсь, ваше настроение не изменилось?
Она молчала.
— Не понимаю, что значит ваше молчание?
Макс оглядел комнату. Аппарат по его приказанию был исправлен, но, видимо, не действовал. Почему?
