Мэри Джейн между тем продолжала:
— Мы собираемся представить Большое дерево чем-то вроде злой стихии, а Тома — современным Полем Баньяном, был такой легендарный дровосек. Кстати, как поживает Том?
— Так же, как и всегда, сам по себе, слова от него не дождешься. Тебе придется потрудиться, чтобы сделать из него Поля Баньяна.
— Он сейчас там, на высоте?
— На высоте, да не на той, — усмехнулся Пик. — Такие, как Том, никогда не бывают на высоте.
— Вы его недолюбливаете? — спросил Пруитт.
Пик пожал плечами.
— Ну, не больше, чем он меня.
— Что-то жарко, — заметила Мэри Джейн. — Кондиционер бы сюда.
— Насколько я понял, — кивнул Пик на жнецов, — они терпеть не могут что-то менять в своих домах… Правда, док? — кивнул он Вестермайеру, сидевшему рядом с Пруиттом.
Глава кооператива серьезно кивнул:
— Когда дело касается наших домов, мы становимся суеверными консерваторами, боимся их пальцем тронуть. К счастью, нужды в этом нет — зимой дома сами дают тепло таким же таинственным образом, как и свет по ночам. Конечно, для кондиционеров не потребовалось бы сверлить много дыр, но в теплый сезон особой жары и не бывает.
— А мне вот жарко, — не сдавалась Мэри Джейн, поглядывая на Пика.
— Может, подышим свежим воздухом? — предложил он.
Она сползла с табурета и взяла его под руку.
— Отличная идея!
Пруитт дернулся, как школьник, получивший от учителя оплеуху.
— Мэри Джейн, не надо, — жалобно буркнул он.
«О боже, — подумал Пик, — он и впрямь вылитый Том!» Чей-то взгляд сверлил его затылок, он знал, что это Катерина, и оборачиваться не стал.
— Пошли прогуляемся, — бросил он и повел ее к выходу.
Площадь была огорожена, но Мэри Джейн решительно обошла предупреждающий знак и двинулась по травяному откосу к гигантскому стволу. Свет из окон окружающих домов и от уличных фонарей тускло блестел на зелени под ногами, но чем ближе становилось дерево, тем сильнее сгущался сумрак. Необъятный черный утес вздымался вертикально, уходя в непроглядную тьму ветвей и листьев над головой.
— Вот это да! — выдохнула Мэри Джейн.
— Дерево как дерево, — снова хмыкнул Пик.
— А что это там стоит черное?
— Купальня для птиц.
— Ах да, припоминаю… Должно быть, Тому сейчас страшновато одному наверху.
— Он предпочитает одиночество.
— Да, я убедилась в этом на собственной опыте.
— Почему он тебя бросил?
Она промолчала, потом спросила:
— Ты чувствуешь дерево? Я — да.
— Запах?
— Не просто запах. Он какой-то… зеленый. И аромат цветов… но главное, я как будто ощущаю его присутствие, оно живое. Антропологи считают, что квантектили поклонялись ему, и я понимаю, почему.
— Подумаешь, кучка спятивших друидов. Вообще…
— Ты привел меня сюда для разговоров о друидах? — перебила Мэри Джейн. Она прислонилась спиной к стволу, разглядывая очертания его фигуры на фоне деревенских огней. — Ты же всегда берешь быка за рога, правда?
— А тебе как раз это во мне и нравится.
— Ну, в числе прочего…
— Те, кто ходят вокруг да около, просто боятся дойти до сути. Такие, как Том. Дай он себе труд разобраться в тебе, вместо того чтобы плясать, как ребенок вокруг елки, то знал бы, почему тебе хотелось трахаться со мной в том переулке. Ты любишь это делать на задворках, в канавах, на автостоянках…
— Я ничего не скрывала от него, и не виновата, что я такая.
— И когда он понял наконец, то ушел, да?
— Нет. Он ушел, когда я проговорилась, что была с тобой. Тебя он стерпеть не смог.
— Почему, черт побери?
— Тебя и твоих братьев. Он не искал святую, нет. Ему хотелось кого-то, кто не прошел через вас. Что еще хуже, он влюбился в меня, когда увидел в переулке, и думал, я там со своим оператором. Так он сказал, во всяком случае. Тогда проговорилась и я.
— Ну и дела! — вздохнул Пик. — Как говорила моя покойная мамаша, век живи, век учись — дураком помрешь.
Он протянул руку к пряжке ее ремня и обнаружил, что Мэри Джейн уже сидит на траве.
— Здесь чисто, — шепнул он, садясь рядом.
— Не-ет, грязно! — проговорила она хрипловато. — Слыхал о мейофауне? Уховертки, ногохвостки, мокрицы, трипсы… Здесь они другие, но они есть и так же копошатся в земле, в корнях деревьев — поедают всякую мертвечину, переваривают и кормят дерево… Здесь грязно, Джейк… грязно!
Он молча опрокинул ее на влажную траву и навалился сверху, вдавливая в темную рыхлую землю.
IV
Yggdrasill astralis.
Плоды: орехи конической формы красноватого цвета 2–4 см в длину с семенем длиной около 1 см.
Белая сердцевина богата углеводами.
Опадают поздней осенью.
Стронга разбудил смех птиц-хохотушек. Высунув голову из палатки, он смотрел, как их голубые силуэты мелькают в лиственных коридорах на фоне клочков неба, порозовевших от нежного дыхания рассвета. Охотники и охотницы готовились к дальним дневным перелетам.
Он достал из контейнера запечатанные в пластик сэндвичи с яйцами, сыром и ветчиной и два стаканчика кофе. После еды выкурил сигарету, наслаждаясь утренней пустотой в голове. Воспоминания о пережитом во сне навалились только потом, когда он стал убирать палатку. Воспоминания и страх высоты.
Стараясь не смотреть вниз, он думал о дриаде. Она уже второй раз являлась ему. Во сне — или на самом деле? Это явно нечто большее, чем игра света и тени в листве. Кроме того, сны всегда быстро забываются, а между тем даже первый из них стоял перед глазами так же отчетливо, как и сегодняшний.
Однако признавать сон реальностью только потому, что он хорошо запомнился, значит опровергать саму реальность. Раз уж дриада не только померещилась в листве, но и приснилась, то просто обязана быть похожей на кого-то, виденного прежде, чьим-то замаскированным воплощением. Кто это, мать? Стронг покачал головой. Мать умерла, едва успев родить его. Упала с лестницы двухэтажной халупы без удобств в Нью-Фриско, где отец снимал квартиру. По пьяни, как он рассказывал. Может, и так — жить с отцом и не пить было трудновато. Ее сохранившиеся голографии и считанные месяцы у нее на руках едва ли могли настолько врезаться в память, чтобы всплывать во сне. Конечно, потом были и другие «матери», но те неряшливые злобные бабы, которых Стронг ненавидел, уж точно не могли воплотиться в дриаду.
Мэри Джейн? Он сплюнул. Кто бы она ни была, Мэри Джейн совершенно исключается. Впрочем, как и остальные, кому он пел свои робкие серенады.
Нет, ничего не получается… но не верить же, в самом деле, что дриада настоящая? Стронг решительно выбросил сны из головы и принялся запаковывать палатку в контейнер. Убрав туда же давно выключенный костер, снова принайтовал контейнер к ветви. Седельная веревка так и свисала сверху со вчерашнего дня подобно суперпропиленовой лиане. Он влез в седло и стал медленно подниматься к тому месту, где закончил работу, подавляя приступы страха. Лучше уж напрямую, чем отгораживаться мыслями о Мэри Джейн.
Совсем рассвело, и с каждой пройденной ветвью солнечные лучи становились все ярче, а зелень — менее сочной, пока наконец Стронг не оказался над поверхностью листвы. Взбираясь на обрезанный сук, через который была перекинута веревка, он больше не ощущал страха — тот остался где-то глубоко внизу.
Стронг уселся в развилке и вгляделся в голубизну утреннего неба. Никаких признаков ни тягача, ни «мотылька». Местные часы, купленные Мэтьюз, остались в номере гостиницы: на дереве не было нужды следить за временем. Тем не менее, Стронг чувствовал, что коллеги опаздывают. Гигантские ветви вздымались во все стороны, заслоняя восходящее солнце и пшеничные поля. Теперь дерево напоминало раскрытый цветок, а обрубленный ствол, где он сидел — уродливый пестик. Однако жужжащая пчела воздушного тягача, когда он, наконец, появился, прилетела не опылять, а уничтожать.
К тому времени, как Пик остановил машину и закрепил на небесной подвеске, Стронг уже ждал на первой ветви. Утренний ветер трепал его поредевшие волосы и покачивал седельную веревку, свисавшую с развилки. Скоро ее придется закреплять нагелями. Сверху спустился клещевой захват, уже среднего размера, и Стронг, установив его зубья на ветви, вернулся к развилке, сдвигая по веревке вверх схватывающий узел. Прибавил мощности лучевика и сделал надрез сверху. Индеец выбрал слабину, длинные зубья щелкнули, глубоко вонзаясь в древесину. Прежде чем резать снизу, Стронг невольно взглянул на дальний конец ветви, но все было в порядке, никаких признаков дриады. Ну конечно, их и не могло быть, дерево осталось без верхушки, и игра солнца в листве обмануть не могла.
