Овум вобискум магна вермис...
Слова дрожали и избивались на странице книги, предо мной, впитывая кровь агнца, жертвенную кровь, предназначенную существам, обитающим по ту сторону звезд.
Темное собрание бездумно раскачивалось, воздавая хвалу демонам. Деформированные лица кривились от голода и предвкушения.
Латинские буквы в книге превратились в буквы какого-то более древнего языка. Этот язык уже был древним, когда Египет был молод, а пирамиды еще не построены, более древним, чем Земля, и существовавшим, когда наша планета еще была шаром кипящего газа.
- Гуагин. Бандар Йог-соггот! Вермис! Гуагин! Гуагин! Гуагин!
Кафедра проповедника пошла трещинами, стала расщепляться, подниматься вверх.
Келвин пронзительно закричал и поднял руку, защищая лицо. Пол задрожал сильнее, закачался, словно корабль, налетевший на риф. Я схватил книгу и отшвырнул ее. Она словно обдала меня жаром солнца. Я почувствовал, что мог быть ослеплен или даже испепелен.
- Бежим. - завопил Келвин. - Бежим.
Но я стоял как замороженный, наполненный чем-то инородным, словно древний сосуд, который прождал годы... многие поколения!
- Гууагин Вардар, - закричал я. - Слуга Йог-Соггота Безымянного. Червь из другой вселенной! Поедатель звезд! Ослепляющий время! Bepмис! Сейчас наступит Час! Пришествие! Время Разрыва границ между мирами! Вермис! Аллуах! Аллуах! Аллуах! Гууагин!
Келвин толкнул меня и, я шатаясь, пошел вперед. Церковь закружилась передо мной, и я упал на пол. Моя голова ударилась о край перевернутой скамьи, и красный огонь вспыхнул в моем мозгу... очистительный огонь боли.
Я нащупал серные спички, которыми запасся перед тем, как вышел из дому.
Под землей гремело. Со стен и потолка сыпалась штукатурка. Ржавый колокол в звоннице дьявольски мелодично позванивал в такт вибрации, охватившей церковь.
Одна из моих спичек зажглась. Я коснулся огнем книги, раз в тот момент, когда кафедра, словно взорвавшись, разлетелась. Огромный черный пузырь ихора вздулся в том месте, где она только что была. Кел пополз прочь. Его лицо вытянулось в бессловесном крике, по крайней мере, я слышал его.
А потом появилось огромное, колышащееся серое, трепещущее тело. Запах стал просто кошмарным. Что-то огромное, извивающееся, липкое, покрытое прыщами, желеобразное, бесформенное взвилось к свету из самых недр земли. Неожиданно, ужасом, я понял, что ни один человек не может познать длину этого существа. Я понял, что передо мною только первое кольцо, один сегмент чудовищного, безглазого тела червя, что обитают все эти годы в потусторонней пустоте под омерзительной церковью.
Книга ярко запылала предо мной. Тварь беззвучно качнулась и закричала, ударив Келвина между делом. Мой друг отлетел в противоположный конец церкви со сломанной шеей.
Тварь осела. Она нырнула назад, оставив только огромную дыру в полу, окруженную черной липкой грязью. Громкий крик, мяукающий звук замер в глубине, на невероятной глубине... Я осмотрелся. Книга превратилась в груду пепла. Вот тогда я засмеялся, а потом взвыл, словно дикий зверь. Разум покинул меня. Я сидел на полу, залитый кровью и ихором, текущим из раны на виске, визжа и бессвязно бормоча в полумраке, в то время как Келвин со сломанной шеей лежал в дальнем углу, внимательно глядя на меня остекленевшими широко открытыми от ужаса глазами.
Не знаю, как долго я находился в таком состоянии. Не буду рассказывать. Но когда я снова пришел в себя и способность ориентироваться в происходящем вокруг вернулась ко мне, тени вокруг меня вытянулись. Уже наступили сумерки. Краем глаза я заметил какое-то движение, движение в проломанной в полу дыре.
Рука, высунувшись из тьмы, ощупывала край дыры. Безумный крик застрял у меня в горле. Я онемел. С ужасной, безграничной медлительностью изуродованная фигура поднялась из темноты, и череп, половина которого, видимо, давно уже была сметена, повернулся ко мне. Нависающие брови на голом, лишенном плоти лбу. Гнилая ряса зацепилась за разложившуюся ключицу. Только глаза были живыми - красные, неестественно утопленные в желтую кость глазниц. Они внимательно смотрели на меня, словно хотели рассказать мне о тщетности жизни в пустынях за пределами Вселенной. Существо пришло забрать меня с собой во мрак Иного Мира. Вот тогда, вскочив и завопив, я побежал, бросив тело моего Друга в Обители Смерти. Я бежал, пока воздух не стал словно раскаленное железо вливаться в мои легкие и мой мозг. Я бежал, пока не добрался до своего порочного дома, своей комнаты; где пал ниц и лежал, словно мертвец, до сегодняшнего дня. Я бежал, потому что узнал в изуродованных, не движущихся останках того мертвого человека фамильные черты Бунов. Конечно, не Филиппа или Роберта, чьи портреты висят в галерее, а сгнивший лик Джеймса Буна - Хранителя Червя.
Он до сих пор живет где-то во тьме под Жребием Иерусалима и Чапелвэйтом... и он до сих пор жив. Сожжение книги помешало твари выползти на свет Божий, но есть и другие копии ужасной КНИГИ.
Конечно, я - последнее звено между прошлым и настоящим, последний из рода Бунов. Для пользы всего человечества я должен умереть... и разорвать цепь времен... Я собираюсь отправиться к морю, Бони. Мои злоключения, так же как и моя история на этом заканчиваются. Пусть Бог поможет тебе и позволит жить с миром.
Чарльз.
Необычные бумаги были, возможно, и получены Бони Грансоном, которому были адресованы. Видимо, лихорадка мозга, доконавшая Буна, возобновилась после долгого перерыва. Первый приступ был у Буна после смерти его жены в 1848 году. Лихорадка мозга стала причиной безумия, охватившего Буна; и убийства им своего старого приятеля и слуги мистера Келвина МакКена. Все записи в карманной записной книжечке МакКена - подделки несомненно, сделанные Чарльзом Буном, пытавшимся укрепить собственные параноидальные заблуждения.
Наконец, существует два ответа на вопрос: почему письма Чарльза Буна - неправда. Первое: когда город Жребий Иерусалима был "заново открыт" (я использую термин из газет начала века), пол храма, хоть и ветхий, не имел следов разрушения или больших повреждений, хотя церковные скамьи были перевернуты и несколько окон разбито вдребезги ветром. Но это могли совершить вандалы из соседней деревушки через многие годы после тех трагических событий. Среди старейших жителей Причер Корнерс еще ходят неопределенные слухи о Жребии Иерусалима... Вероятно, во времена Буна существовали невинные, старинные легенды, которые и дали толчок безумию Чарльза Буна, но едва ли в них таилась хоть капля истины.
Второе: Чарльз Бун был не последним в роду. Его дед Роберт Бун имел двух внебрачных детей. Один из них умер в детстве, второй взял фамилию Бун и обосновался на Сентрал Фел и Лонг Айландс. Я - последний потомок этого отпрыска семейства Бунов, второй кузен Чарльза Буна, хоть нас и разделяет три поколения. Эти бумаги хранились у меня десять лет. Я предложил их опубликовать по случаю моего переезда в фамильныи дом Бунов в Чапелвэйтс с надеждой, что читатель с симпатией отнесется к тому, что случилось с несчастным Чарльзом Буном, заблудшей душой.
