Все это было бы очень забавно, если бы не маракасы из человеческих черепов, дудки из берцовых костей, нищие калеки на каждом перекрестке, заставы на дорогах и повальные рекрутские наборы.
Я давно утратил бы счет дням, если бы не регулярное появление болотника, доставлявшего нам пищу. Со временем мое зрение кое-как адаптировалось к темноте, и я стал различать малейшие оттенки мрака. Высокий свод над головой казался мне чуть-чуть светлее, чем гнездившаяся по углам непроглядная темнота. В колодце, связывавшем нас с внешним миром, изредка мелькали какие-то смутные блики.
Действуя на ощупь, мы обследовали пол и стены нашей тюрьмы. Как я и ожидал, других выходов, кроме уже известного, нигде не обнаружилось. Болотники – ребята основательные, все, сработанное ими, надежно и долговечно.
– Так и будем сидеть здесь, как тараканы в щели? – спросил я в один из первых дней нашего заключения. (Тараканы здесь, кстати, совершенно уникальные – кусачие, как тарантулы, и неистребимые, как человеческая глупость.)
– А что ты предлагаешь? – вяло осведомился Яган.
– Сбежать предлагаю. – Без колодки на ноге я ощущал себя чуть ли не птицей.
– Интересно, как?
– Если мы сюда приплыли, значит, и обратно выплыть можно.
– Ты же не сам плыл, тебя силой тащили. Думаешь, это тюрьма? У болотников все так устроено – и жилье, и кладовые, и кузницы. Подземная нора, а ход в нее водой залит. Только ход этот не прямой, а запутанный. Если правильного пути не знаешь, обязательно захлебнешься в каком-нибудь тупике. Поэтому болотники и охраны возле своих поселков не ставят.
– А ты все это откуда знаешь? – спросил Головастик.
– Откуда надо, оттуда и знаю, – недовольно буркнул Яган.
– Бывал, значит, в Иззыбье раньше?
– Бывал.
– Воевал, что ли?
– Воевал, – без особой гордости признался Яган.
– Что же вы столько лет воюете с болотниками, и все без толку?
– Попробуй повоюй с ними! Спустимся сюда с Вершени – одна трясина кругом. Яма на яме. Угадай, в которой из них болотники затаились. Таскаешься целый день по топям, и все впустую. Ни единой живой души. А только ночь настанет, заснешь где-нибудь на сухом месте, они тут как тут, изо всех щелей лезут, и у каждого нож железный. Разве это война? Разве нормальные люди ночью воюют? Подлецы они, и больше никто!
– А кто войну начал? – поинтересовался я.
– Они. Кто же еще? Мы им добром предлагали – Письмена чтите, Настоящий Язык уважайте, из своих нор на белый свет вылазьте, все железо нам отдайте, а они – ни в какую! Дикари голодные! Привыкли в дерьме ковыряться да червей жрать. К ним со всей душой – а они на тебя с ножами!
– Может, им нравится так жить?
– Что значит – нравится? Да разве они могут в этом что-то понимать? Надо жить как положено, а не так, как нравится! В болотах змеи должны жить, а не люди. Мы бы их на какой-нибудь занебник переселили. Сейчас много занебников свободных – недавно мор был. Пусть живут себе, нам не жалко. Лишь бы железо делали. Железо – штука нужная. На Вершени все есть, а вот железа нет.
– Да, неблагодарный они народ, – сочувственно вздохнул я, но Яган юмор понимал туго.
– Что неблагодарный, то неблагодарный! – подтвердил он. – Мы и ядами их сверху посыпали, и смолу горячую лили, и тухлятиной чумной забрасывали – все без толку.
– Вот они нам это и припомнят, – вздохнул Головастик. – И яд, и смолу, и тухлятину.
– А если подкоп сделать? Грунт здесь вроде не твердый? – не унимался я.
– Грунт мягкий, да весь корнями занебника перевит, – сказал Яган. – Думаешь, мы не пробовали копать? Кузницы их по дыму можно найти. Говорят, там, под землей, живые косокрылы сидят, в цепи закованные, и крыльями машут, чтобы огонь жарче пылал. Болотники их за это пленниками кормят. Так вот, целый день провозились, а толку почти никакого. У занебника корни тверже железа. Потом бросили это дело. Дымоход завалишь, и все. Да только у них запасных дымоходов сколько угодно.
– Значит, самим нам отсюда не выбраться? – подвел я итог нашего совещания. – Если кто-то из местных не поможет, истлеют здесь наши косточки.
– Кто это, интересно, нам поможет? – хмыкнул Яган.
– Других знакомых, кроме Шатуна, у меня здесь нет.
– Как же, вспомнит он про нас! Когда шкуру с тебя сдирать станут, может, и придет поглазеть.
Однако Шатун явился значительно раньше – на десятый день нашего пребывания в подземелье. С собой он принес мешок вкусной еды и много всяких полезных вещей: глиняные миски, охапку смоляных факелов, кресало, свернутую трубкой плетеную циновку, а главное – нож. Но не тот тяжелый боевой нож, который все без исключения болотники таскают на шее, а коротенькое острое лезвие, сделанное из прекрасной, гибкой стали. Его можно было прятать в волосах, между пальцев рук, во рту.
Все подарки, включая содержимое мешка, были совершенно мокрыми, но вполне годными к употреблению. Факел – а по сути дела, это губка, пропитанная густой, горячей, как напалм, смолой, – вспыхнул от первой же искры. Наконец мы смогли обозреть свое узилище. Картина, надо сказать, оказалась безрадостной: с потолка свешивались какие-то бледные заплесневелые мочала, грязь как будто шевелилась от бесчисленного количества жирных мокриц и слизней, в яме посередине пузырилась черная вода. Глаза бы мои на все это не смотрели.
– Как поживаешь, Шатун? – осведомился я по всем правилам местного этикета. – Все ли хорошо в твоем Доме?
– В моем Доме непорядок, – ответил наш бывший товарищ. – Я очень долго отсутствовал. Многое изменилось здесь с тех пор.
Из рассказов Ягана я уже знал, что для болотников Дом – понятие куда более широкое, чем просто жилище. Это нечто вроде клана – несколько десятков больших патриархальных семей, связанных кровным родством. Все, что происходит внутри Дома, вопрос довольно щекотливый, и чужакам его лучше не касаться.
– А на Вершени какие новости? – перевел я разговор на другую тему. – Наш ветвяк еще не срубили?
– Нет. Когда его срубят, вы это услышите. Все здесь содрогнется.
– Твои воины ходили в поход?
– Нет. Но ходили воины из Дома Тига Бешеного. Вернулись с большой добычей и пленниками.
– И где же эти пленники?
– Их, наверно, уже утопили.
– А нас когда утопят?
– Скоро.
– Уж поскорей бы. Ты там посодействуй.
– Сначала вас будут судить. А если вы вдруг вспомните что-нибудь, порочащее меня, то и моя очередь настанет.
– Что же про тебя вспомнить порочащее? Ты все время молодцом держался. Да если бы что-то и было, мы бы не сказали.
– Вы расскажете все, что было на самом деле. На суде Прорицателей ничего нельзя утаить.
– А тебе какая казнь грозит? Тоже смерть?
