– Сегодня отдыхайте, сержант, – добродушно разрешила туша, и заскучавшие было глазки вновь вернулись к ощупыванию достоинств Анны. – Э-э… Гм. Я доложу о ваших успехах. Завтра за вами, как обычно, экскурсия на одиннадцать тридцать. Легенда старая. Кстати, впредь запрещаю вам выпускать объект из поля зрения.
– Запрещайте Хурцу, – фыркнула Анна. – У меня свое начальство. Плевать мне на ваши запреты.
Конвойный у двери замер, боясь пошевелиться. Туша всколыхнулась и опала под насмешливым взглядом Анны. Сержант Ланге улыбалась.
– И на вас мне плевать, – сказала она кротким голосом. – И на мартовский хвост трубой, на сальце ваше хамское…
У начальника охраны отвалилась челюсть, багровые щеки стремительно налились густым свекольным оттенком. Конвойный испуганно попятился, уперся в стену и, маясь, перебирал ногами. Его лицо выдавало жгучее желание провалиться на месте, но избавиться от роли незваного свидетеля, припомнит ведь. «Сейчас шумно будет, – понял Пескавин, морщась. Он уже чувствовал себя лишним. – Сволочи! Как же вы все мне надоели!..»
* * *
К большому начальству арестованного вводят, к малому – вталкивают, а в пустую дежурку обычно вколачивают, как гвоздь. В дверях Пескавин дернулся вбок, уворачиваясь от пинка, и резко повернулся к Хурцу: все, парень, остынь, теперь в другой раз получишь удовольствие. Остыл?
Он сел на скамью у стены. Было тихо, только за дверью зло сопел Хурц, да еще слышалось, как за стеной орет начальник охраны и как ему отвечает насмешливый голосок. Слов было не разобрать. Малое время спустя дверь с писком распахнулась, и в дежурку влетела Анна, запыхавшаяся и возбужденная.
– Сел рапорт писать, – сказала она весело и подмигнула Пескавину. Ее глаза блестели. – Дурак ты, говорю, толстый, кому пишешь, кто его будет читать, твой рапорт? Тут-то он и взревел, как прищемленный… Да! Что я говорю… – она с прищуром посмотрела на Пескавина. – Интересная ты птица, оказывается. Тебя, представь, до сих пор не установили, я глазам своим не поверила, когда увидела. Нет такого, и все. Нигде. Получается, что и не рождался ты вовсе и не жил – фантом какой-то. Сейчас ползают по архивам межзвездных станций – и ведь тоже небось не найдут, а?
– Уйди, – попросил Пескавин.
Анна присела на край стола, небрежно закинув ногу за ногу. Она смотрела на Пескавина, как художник смотрит на оконченное полотно, гордый удачей, и от ее взгляда хотелось чесаться.
– Нервный ты, – сказала она с удовольствием. – Я же тебя привлекаю, сам сказал. А теперь – «уйди»… Несолидно как-то. Да и несерьезно в твоем положении. Кстати, ты, надеюсь, не собираешься наделать глупостей? Например, броситься на меня и задушить? Или взять в заложницы?
– Нет, – сказал он. – Не такой дурак. Уйди.
Уходить она не собиралась. Наоборот, по тому, как она расположилась на столе, можно было предположить, что разговор только начинается и очень ее интересует. Пескавин по-сухому сглотнул. Его мутило. Мало, все им мало… Извращение же, и не новое. Были, говорят, когда-то в древности не то на Земле, не то где-то еще этакие дамы, прилежные посетительницы колизеев, – по ночам к ним водили гладиаторов, а утром дама рукоплескала, глядя, как более удачливый боец насаживает ее ночного любовника на трезубец. Насквозь. А может, их тогда и не было, дам этих, может, они появились позднее, и одна из них – вот сидит. Смысл жизни – игра, смысл игры – наслаждение, и, конечно же, интеллектуальное, это острее, простодушные римлянки до этого не додумались. Нет, девочка, сержант ты мой, матрона, разговора у нас с тобой не получится. И если ты еще не поняла этого, я помогу тебе понять.
– …..!
– Плоско, – поморщилась Анна. – И неумно. Если хочешь меня прогнать, придумай что-нибудь другое. Между прочим, в Ущелье ты рефлексировал гораздо интереснее, я никак не могла тебя предугадать. Это я-то, психолог-практик – и не смогла ни разу, можешь себе представить? Что-то я в тебе не до конца поняла, сложный ты, Текодонт, с твоей работой это опасно, имей в виду на будущее. Только сейчас ты такой же, как все. Скучный. Побитый. А в сущности, что изменилось? Только фаза работы и больше ничего. Понимаешь, фаза! В начальной фазе я тебе нравилась, ты же меня всю глазами обглодал, попробуй только отрицать. И я не стану тебе врать, что мне было неприятно. Но это моя работа. Вот так, ящер.
– И нравится? – не удержался Пескавин.
– Хорошая работа, интересная, – сказала Анна. – И перспективная. Не век же торчать в этой дыре, которая даже не курорт. На днях мне присвоят лейтенанта и отзовут, так что ты у меня, наверное, последний. Честное слово, мне жаль, что ты не появился здесь неделей позже.
«Мне тоже жаль, – подумал Пескавин. – Но неделей позже все могло бы сложиться иначе, и я бы не увидел то, что увидел. При удаче реализовал бы добычу и жил бы расчетом сколотить свою группу… Пупыря можно взять, Хабиба уговорить рискнуть – ходить в Ущелье и объявить вендетту ломтикам. И прозвали бы они меня не Текодонтом, а каким-нибудь Тираннозавром. Но сам бы я в Ущелье больше не пошел. Никогда».
– Сейчас за тобой придут, – сказала Анна. – Прогуляешься до выхода, машина туда уже вызвана. Не хочешь со мной разговаривать? Тогда почитай и оцени, пока есть время, – она протянула ему несколько скрепленных в брошюру листков. – Бери, бери. Это «Психология преследования», моя дипломная работа. Допущена в качестве учебного пособия. Я буду тебе благодарна за замечания. Да ты на гриф не смотри, ты читай, тебе уже можно…
Пескавин с силой размахнулся и запустил брошюру через всю комнату. Ударившись о стену, брошюра спланировала на пол. Анна, казалось, того и ждала, и Пескавин понял, что опять ошибся. Сержант Ланге уничтожила его, но под сержантским кителем была другая Анна – настоящая «не сомневайся», ни одна актриса так не сыграет, – и этой Анне не было дела до успехов сержанта, и она органически не умела проигрывать.
– Но как ты бегал! – расхохоталась она, припоминая. – Как ты петлял! Как заяц. Чуть локатор не свихнулся и я вместе с ним. Ты же от целого взвода уходил, дважды пробегал сквозь цепь, а сам небось и не заметил. То-олько наведешь на него охрану – а он уже в другом месте и опять куда-то вскачь. Стой, говорю, дурачок, куда ты несешься, зачем зря нервировать охрану… Спасибо, дурак Хурц тебя зацепил, а то дождался бы ты крайних мер. Тебе не интересно, что это за крайние меры?
– Нет, – ответил Пескавин и содрогнулся. – Летаргатор?!
Анна снисходительно усмехнулась:
– Летаргаторы, как известно, запрещены. Правда, в особых случаях можно сделать исключение… но ты не особый случай, с тобой проще. Тебя бы просто убили.
