Радиобюллетени были полны деяний нового премьер-министра Пеммер Харт рем ир Тайба.
Большинство из этих новостей касалось событий на Севере в долине Синот. Тайб постоянно поддерживал претензии Кархида на этот район — именно такие действия на любой другой планете на данном этапе цивилизации привели бы к войне, но не на Гетене. Ссоры, убийства, феодальные распри, набеги, вендетты, пытки, похищения — весь знакомый человечеству набор. Только без войн, как будто у них не было способности к войне. В этом смысле они вели себя как женщины, но не как мужчины или муравьи. Во всяком случае, до сих пор. Все, что я знал об Оргорейне, указывало, что последние пять-шесть столетий он превратился в способное к войне общество, в настоящую нацию.
Соперничество, главным образом экономическое, побуждало Кархид тоже превращаться в нацию, развить, как говорил Эстравен, патриотизм. Если это произойдет, у гетенианцев появится отличный шанс для изобретения войны.
Я хотел отправиться в Оргорейн и проверить, верны ли мои догадки, но раньше мне нужно было покончить с Кархидом, поэтому я продал еще один рубин ювелиру с улицы Энг и, захватив с собой все деньги, ансибл, несколько инструментов и смену одежды, выехал как пассажир торгового каравана в первый день первого месяца лета.
Грузовики тронулись на рассвете от нового грузового порта. Они проехали под аркой и повернули на восток — двадцать громоздких, тихоходных, похожих на баржи грузовиков на гусеничном ходу, двигавшихся цепочкой по глубоким улицам Эрхенранга сквозь утренние тени. Они везли ящики с линзами, катушки звукозаписей, медную и платиновую проволоку, ткани, ящики с сушеной рыбой с залива, шарикоподшипники и другие детали машин. Десять грузовиков перевозили орготское зерно картик. Все это было закуплено для Перинга, самой северной области страны.
Перевозки на великом континенте осуществлялись главным образом на этих электрических грузовиках, а когда было возможно, на барже по рекам и каналам. Во времена месяцев глубоких снегов медлительные тракторы и снегоочистители, механические сани и ледовые корабли — единственный транспорт, кроме лыж и саней, которые тащат люди. Во время оттепели вообще никаких сообщений организовать было невозможно, поэтому перевозки осуществлялись почти исключительно летом. На дороге тогда появлялось множество караванов.
Движение контролируется, каждый караван или отдельная машина поддерживают постоянную радиосвязь с контрольными пунктами по всему пути, движение осуществляется со скоростью двадцать пять миль в час (земной). Машины гетенианцев способны двигаться быстрее, но никогда этого не делают. Если гетенианцев спрашивают об этом, они отвечают:
— А зачем?
Когда землян спрашивают, почему их машины двигаются быстро, они отвечают: «А почему бы и нет?»
О вкусах не спорят.
Земляне постоянно стремятся вперед, они считают движение прогрессом. Люди Зимы, всегда живущие в первом году, считают, что прогресс менее важен, чем присутствие. У меня земные вкусы, и, покинув Эрхен-ранг, я испытывал раздражение от медлительности каравана. Мне хотелось, чтобы он двигался быстрее. Я был рад избавиться от длинных каменных улиц с черными крутыми крышами, бесчисленными башнями, избавиться от бесконечного города, где все мои усилия оказались бессильными и напрасными из-за страха и предательства.
Взбираясь на Каргаз, караван останавливался ненадолго, но часто для еды в придорожных гостиницах. Вскоре после полудня мы смогли бросить взгляд на весь хребет с вершины предгорья. Мы видели Костор с четырех миль высоты от подножья до вершины, гигантский западный склон горы скрывал от нас северные пики. Некоторые из них достигали тридцати тысяч футов. Южнее Костора один пик за другим вздымались белыми громадами на фоне бесцветного неба. Я насчитал их тридцать, а дальше виднелось лишь неразличимое мерцание в туманной дымке. Водитель назвал мне все тридцать вершин. Он рассказал мне о лавинах, о грузовиках, запертых на недели, и о прочем в дружеской попытке напугать меня.
Он рассказал, как однажды грузовик, шедший перед ним, соскользнул с дороги и полетел вниз, в тысячеметровую бездну.
— И что замечательно, — сказал он, — так это медлительность, с которой все это происходило. Казалось, целый час грузовик падал и удивительно, что он беззвучно исчез в сорокаметровом слое снега на дне пропасти.
В третьем часу мы остановились для обеда в большой гостинице с обширными ревущими очагами, высокими комнатами, множеством столов, уставленных хорошей пищей, но на ночь мы не остановились. Наш караван был рассчитан на движение по ночам, он торопился (по-кархидски, конечно), чтобы первым в сезоне добраться до области Перинг и снять пенку прибыли с рынка.
Аккумуляторы грузовиков подзарядили. На работу заступила новая смена водителей, и мы двинулись дальше. Один из грузовиков каравана служил в качестве спальни для водителей. Для пассажиров спальных мест не было. Я провел ночь в холодной кабине на жестком сидении. В полночь была сделана короткая остановка у маленькой гостиницы высоко в горах. Кархид не приспособлен для комфорта. Проснувшись на рассвете, я увидел лишь скалы, свет и узкую дорогу, поднимавшуюся все вверх и вверх под гусеницами наших грузовиков. Я с дрожью заставил себя вспомнить, что есть веши важнее удобства, если только ты не старая женщина или кошка.
Дальше гостиниц не было. К обеду грузовики остановились один за другим на покрытой снегом гряде. Все выбрались из кабин и собрались вокруг спальной машины.
Из нее выносили чашки с горячим супом, раздавали ломти сухого хлебного яблока и кружки с кислым пивом. Мы стояли в снегу, ели и пили, повернувшись спинами к резкому ветру, который нес сухую снежную пыль. Потом снова сели в грузовики и поехали дальше вверх. В полдень на высоте четырнадцати тысяч футов было восемьдесят два градуса по Фаренгейту на солнце и тридцать в тени. Электродвигатели работали так тихо, что слышно было, как где-то далеко, милях в двадцати срывались в пространство лавины.
После полудня на высоте пятнадцати тысяч футов мы миновали вершину.
Глядя на южный склон Костора, по которому мы бесконечно ползли весь день, я заметил странную скальную формацию в четверти мили над дорогой, напоминающую замок.
— Видите там крепость? — спросил водитель.
— То здание?
— Крепость Арискостор.
— Но так высоко невозможно жить.
— Старые люди могли и могут. Прошлым летом я вел грузовик в караване, который доставил им пищу из Эрхенранга. Конечно, десять или одиннадцать месяцев в году они не могут оттуда выходить, но это их не беспокоит. Здесь, в горах, семь или восемь таких поселений.
