"Расшифровали бортовой журнал", — понял Степа. Гнев его, однако, не улегся, и он пошел ва-банк.
— Видите ли, сэр. Неточность в данных бортового компьютера я обнаружил и устранил как раз в то время, когда, по вашим словам, висел вблизи базы. Наставление по производству полетов категорически запрещает включать двигатели, если неисправно навигационное оборудование. Ваш трюк с искажением данных мог сбить с толку недоучек, прошедших обучение по ускоренной программе. Но не кадрового офицера.
"Достаточно для первого раза", — решил Степа. О том, что адмирал в свое время обучался по сокращенному курсу, на базе, конечно, знали все.
Командующий как-то по-стариковски съежился и виновато улыбался.
Но на защиту командира бросился капитан. Он телефонного разговора не слышал и был все еще не в курсе.
— Вы хотите сказать, что отстрелялись по настоящей базе КС-27?
— Так точно.
— С какого же, позвольте узнать, расстояния?
— С двух десятых астрономической единицы.
— И сколько же попаданий удалось отметить? Или все ракеты были перехвачены?
— Одиннадцать. — Это уже адмирал вступил в разговор. — Уймись, Заг. Он разнес ее в клочья. Осталась только оболочка, и та как решето. — Адмирал снова перевел взгляд на Степу. — Прости старика. Я ведь не знал.
Степина ярость мгновенно улеглась. Перед ним сидел усталый пожилой человек и сам жестоко страдал от обиды, которую только что нанес ему. Испросив разрешения, Степа вышел из кабинета и пошел в столовую.
Потом были и другие полеты. На боевое дежурство, на патрулирование района, на сопровождение и так далее. В основном летал на истребителе. Были и стычки с касситами. Вертя карусель схватки, Степа не раз слышал переговоры пилотов неприятеля друг с другом. Но кодированный модуляцией сигнал воспринимался как полный звуковой хаос. Впрочем, касситы слышали его так же, поскольку на их кораблях и кораблях землян применялись сходные системы кодирования радиосигнала, только с разными кодами, разумеется.
А через год, направляясь в свой первый отпуск на транспортном звездолете, Степа попал в аварию, больше похожую на вражеское нападение, и оказался заброшенным на эту планету.
Костер весело потрескивал. Чай заварился на славу. Прихлебывая его вприкуску с очень вкусными местными сладостями — какой-то фрукт, уваренный в меде до твердости, — Степа вернулся из воспоминаний о недалеком и таком милом прошлом к своему странному сегодня.
Конечно, можно затаиться и скоротать свой век, неплохо устроившись в этом примитивном обществе. Но тогда нет ни одного шанса отсюда вырваться.
С другой стороны, если найти касситов — у них наверняка есть какие-то летательные аппараты. Может быть, удастся угнать корабль и вернуться к своим. Насколько он помнил, по внешнему виду корабли касситов отличались от земных не настолько, чтобы можно было предполагать принципиальные различия в их устройстве. Конечно, у них совершенно иная система управления, но в этом можно как-нибудь разобраться. А если не получится — ну, стало быть, и не получится. Но попробовать надо.
На постоялый двор Степа вернулся с твердым намерением разыскать тех, кто организовал в крепости библиотеку. Утром, с попутным караваном, он отправился в крепость.
* * *
Матео продолжал поправляться. Он много гулял в обществе своей сестры и ее гувернантки. Отваживался даже на верховые прогулки. Лошадей на планете не было. В повозки запрягали быков, вывезенных когда-то с Земли. Их же использовали и под седлом или вьюком. Передвигались на них заметно медленнее, чем на лошадях, но, в общем, подходяще. Искусство езды на быке Степа тоже освоил. Ничего особого, кроме выносливости соприкасающегося с седлом участка тела, это не требовало.
Однажды вечером, диктуя гувернантке очередное письмо к герцогу, Степа вдруг подумал, что не знает даже ее имени. Мария звала ее "няня", а как к ней обращаются другие — он не заострял внимания.
— Мадам! Простите мне мой вопрос. Стыдно признаться, я до сих пор не знаю вашего имени.
— Карменсита, сэр.
— Скажите, мадам Карменсита, давно ли вы служите у герцога?
— Вот уже четыре года. Я поступила гувернанткой к дочери его высочества сразу по окончании обучения в пансионе Бованского монастыря.
Вот это новость! Оказывается, здесь есть монастыри.
— А чему вас учили в монастыре? — Степе захотелось побольше узнать об этой непонятной ситуации, когда нет религии, но есть монастыри.
— Нас учили письму и счету, рисованию и рукоделию, музыке и танцам.
— Только этим шести предметам?
— Да, только этим.
— И как долго вы им обучались?
— Шесть лет. Меня отдали в монастырь после смерти родителей. Мне было тогда восемь лет.
— А кто были ваши родители?
— Мой отец служил в армии короля. Он погиб, когда я была совсем маленькой. Мы с матушкой жили на его пенсию, пока она не умерла. Что-то случилось с сердцем. Родных у меня не оставалось, и соседи отдали меня в монастырь. Герцог Альбаузский написал настоятелю, что его младшей дочери нужна гувернантка, и я поступила к нему на службу.
— Вы ведь тогда были совсем ребенком! Как же вы справились?
— Мы с принцессой подружились и вместе росли. Небольшая разница в возрасте сблизила нас. Мы много играли и много шалили. Так, играя, я обучила ее всему, что знала, а теперь мы вместе познаем мир и все, что в нем есть.
— Расскажите, пожалуйста, о монастыре. Я никогда не бывал в таких местах, а мне бы хотелось знать о них побольше.
— Извольте. Монастырь расположен в старом королевском замке Бокан на берегу озера Торо. Это в сорока километрах от Боккачо — столицы Боккардии. Раньше предки нынешнего короля приезжали туда на охоту, но лет тридцать назад, еще при Сигизмунде Третьем, там сделали монастырь для сирот. Король распорядился, чтобы детей, оставшихся без родственников, содержали там, пока не подрастут, и обучали грамоте и ремеслам. Он сам бывает там по пять раз в год и крепко спрашивает с настоятеля за нерадение, если заметит непорядок. Он живет там по неделе, случается — больше, и иногда сам проводит уроки со старшими учениками.
Порядки в монастыре строгие. Целый день занятия и работы: заготовка дров, огород, приборка, стирка. Почти все ученики делают сами. Многое делается во время занятий — ведь там обучают и ремеслам. Подъем с рассветом, отбой — когда закончены все дела. Но жизнь сытая и нескучная.
По достижении семнадцати лет ученики и ученицы покидают монастырь. Обычно их или забирает кто-нибудь, кому нужен мастер их профессии, или они сами идут искать счастья. На обзаведение им выдаются неплохие деньги, а дальше — кто на что способен…
