Дверь была открыта. Мать Альта сидела за своим громадным станком и ткала гобелен для хейма, совершая один из бесконечных трудов своего сана, которые Дженна находила такими нудными. Клик-клак - щелкали ее ногти о челнок; щелк-щелк - ходил челнок между нитями основы. Мать Альта, должно быть, заметила девочку краем глаза и сказала:
- Входи, Джо-ан-энна.
Делать было нечего, и Дженна вошла.
- Ты пришла попросить у меня прощения? - Жрица улыбнулась, но не глазами, одними губами.
- Я пришла спросить, почему ты говоришь, будто кошка не убивала мою первую мать, когда все другие говорят иначе. - При этом Дженна невольно теребила свою правую косичку, завязанную кожаной тесемкой. - Все говорят, что моя мать погибла, пытаясь спасти меня.
- Кто это - все? - спросила жрица тихим, нарочито ровным голосом. Правая ее рука при этом вертела большой агатовый перстень на пальце левой. Дженна не могла отвести глаз от этого перстня. - Кто все, Джо-ан-энна? - снова спросила Мать Альта.
Дженна подняла глаза, пытаясь выдавить из себя улыбку.
- Я это слышу с тех пор, как себя помню. Но не странно ли, Матушка, - я не могу вспомнить, кто первый сказал об этом. - Дженна перевела дух. Это была не совсем ложь. Она помнила, как об этом говорила Амальда, и Домина, и даже Катрона, а девочки повторяли за ними. Но Дженна не хотела вредить им особенно Амальде, матери Пинты, которую часто и себе желала в матери. Ночью Дженна тайно, в подушку, шептала ее ласкательное имя - Ама. - Об этом даже песня есть, - сказала девочка.
- Нашла чему верить - песням, - бросила жрица. Она оставила кольцо и стала играть тяжелым ожерельем из металлических полумесяцев и лунных камней вокруг шеи. - Этак ты скоро уверуешь в болтовню деревенских священников и в бредни бродячих рифмоплетов.
- Во что же мне тогда верить? - спросила Дженна. - И кому?
- Верь мне. Верь Книге Света. Скоро ты познакомишься с ней. Верь также в то, что Великая Альта все слышит. - Палец с длинным блестящим ногтем для пущей убедительности устремился в потолок.
- Слышала ли она, что мою мать убила кошка? - Дженна сама поразилась тому, как быстро ее язык произнес это, не дав ей поразмыслить.
- Ступай прочь, дитя, ты утомляешь меня, - сказала жрица и махнула рукой на Дженну. Дженна с большим облегчением вышла за дверь.
Дождавшись этого, Мать Альта встала, отодвинула свой тяжелый станок и подошла к большому отполированному зеркалу в резной деревянной раме. Она часто говорила с ним, как будто со своей темной сестрой, когда нуждалась в совете днем, и не видела особой разницы - ее отражение отличалось от сестры только цветом волос и кожи да тем, что не могло ей ответить. "Порой, - устало подумала Мать Альта, - я даже предпочитаю молчание зеркала ответам, которые получаю от моего темного двойника".
- Помнишь того мужчину из города, - прошептала она, - слипскинского землепашца? Руки у него были грубые, а язык еще грубее. Мы с тобой тогда были моложе на семь лет, но куда старше его. Но он этого так и не понял - да и как он мог, он, привыкший к неотесанным бабам своего селеньица? - Жрица криво улыбнулась при этом воспоминании, и зеркало улыбнулось ей в ответ. - Мы поразили его как громом, сестра, когда сняли свои одежды. Пораженный видом нашей шелковистой кожи, он выболтал всю правду о своем единственном дитяти, которое, само того не ведая, убило свою мать, и о повитухе, которая ушла с малюткой в горы и больше не вернулась. Потом наша встреча, наверное, вспоминалась ему как сон, ибо мы пришли к нему тайно, в полночь. Все же прочие, кого мы расспрашивали, знали только одну из нас - они видели ее днем, да и то в виде дряхлой старухи. - На сей раз, жрица не улыбнулась, и отражение молча взирало на нее из зеркала. - Он, конечно же, рассказал нам правду. Ни один мужчина не станет плакать в объятиях женщины, если говорит неправду. Мы были первыми, кто согрел его постель после смерти жены. С тех пор прошло уже девять месяцев, но его раны еще не зажили. Итак, их и, правда, было трое: родная мать, повитуха и охотница. Три, как одна. И они умерли, умерли все до одной. - Жрица закусила губу, глядя в зеленые глаза своего отражения. - О Великая Альта, поговори со мной. Тебя молит об этом одна из твоих жриц. - Она воздела руки, и голубые знаки Альты стали видны на ее ладонях. - Вот она я, мать твоих детей, направляющая их твоим именем в этом маленьком хейме. Нет у меня ни помощницы, ни дочери, есть только темная сестра, и не с кем мне поговорить, кроме тебя. О Великая Альта, сеятельница и жница, та, в ком начало и конец, услышь меня. - Жрица коснулась лба, левой груди, пупка и лона. Правильно ли я поступила, о Великая, или я заблуждаюсь? Это дитя осиротело трижды, так, как это сказано в пророчестве. Но до нее были и другие. Один слух пришел из хейма близ Калласфорда, другую не так давно удочерили в Ниллском хейме. Но потом эти девочки оказались самыми обыкновенными.
Что же тогда это дитя, Аннуанна? Она отмечена волосами цвета свежего снега, о которых сказано в пророчестве, но она смеется и плачет, как всякое другое дитя. Она быстра и на язык, и на ногу, но в играх порой уступает своей названой сестре Марге. Много раз я наводила ее на свой путь, путь твоей служительницы, но она выбрала лес, охоту и тому подобные глупости. Как может она быть той, кого мы ждем?
О Великая Альта, я знаю, что ты говоришь со мной лучами солнца и луны, что обновляется каждый месяц. Я знаю, что твой голос звучит в струях дождя и в каплях росы. Так написано, и я верю писанию. Но мне нужен более явный знак, чтобы я смогла открыть это чудо всем и каждой. Не просто едкие речи завистливых женщин, не просто покаянные, слезливые признания злосчастного мужчины, и не одно мое трепещущее сердце. Истинный знак.
Ноша моя тяжела, о Великая. Я так одинока. Эта тайна состарила меня до срока. Взгляни сюда и сюда. - Жрица распахнула платье, показав свои увядшие груди, и коснулась обвисшей кожи у подбородка. Глаза ее наполнились слезами, и она со вздохом опустилась перед зеркалом на колени.
- И еще одно. Великая Альта, хотя ты и без меня это знаешь. Но я должна покаяться перед тобой вслух. Рассказать тебе о самом большом моем страхе. Без моего сана я ничто. В нем вся моя жизнь. Обещай мне, Великая Альта, обещай, что если она - Аннуанна, Джо-ан-энна, Дженна - и вправду та, о ком сказано, светлая сестра, трижды рожденная и трижды осиротевшая, та, что станет владычицей над всеми и изменит наш мир, - так вот, обещай, что я и тогда буду служить тебе, как прежде. Что место во главе стола останется за мной. Что я буду сидеть на своем троне при луне и призывать твое имя, чтобы сестры слышали меня и творили молитву. Обещай мне это, Великая Альта, и я все открою.
Лицо в зеркале внезапно вспыхнуло, и жрица поднесла руки к своим пылающим щекам. Но иного знака ей не было послано. Жрица тяжело поднялась с колен.
