И осталась у царя одна дочь младшая, Танюшка-хиппушка, да град стольный, Санктъ-Евстратбург.
А в деревушке соседней Иван Иваныч жил.
Прилетел дракон младший, смотрит — в государствах разор полнейший, народ нищает, да экономический кризис то углубляется, то усугубляется. А был тот дракон кришнаитом, и мяса не кушал вовсе. Сел на лужок, травку щиплет, анашу курит, да о Нирване размышляет.
Видит — Иван навстречу идет.
— Дай косячок, — говорит.
Дал ему младший Горыныч затянуться, весело им стало.
— А пошли, — говорит Иван, — в город! Приколемся.
И пошли они в Санктъ-Евстратбург. К Кремлю подходят, а там — Танюшка, дочь меньшая, одна-одинешенька в башне белокаменной сидит, слезы проливает и фенечки плетет.
— Что ж ты, девица, плачешь? — спрашивает Иван.
— Предки на сейшн не пускают!
— А ну, слетай, Горыныч, забери-ка дочку царскую.
Взмахнул дракон крылами, тряхнул головами — и снес крышу у башни белокаменной. Села на него Танюшка, и вниз спустилась.
И пошли все тусоваться, водку пьянствовать, безобразия нарушать и битлов под гитару петь.
А царь Евстрат, про это прознав, задумал Ивана погубить. Как же это, сперва дракона поймать необходимо, а уж после — дочку царскую развращать.
Зашел он в террариум, а там — шесть клеток золоченых, к каждой, согласно технике безопасности, огнетушитель подвешен, а внутри — старшие братья — Горынычи сидят: Мартын Горыныч, Ордын Горыныч, Овин Горыныч, Колын Горыныч, Облом Горыныч, да Раввин Горыныч.
Рассказал им Евстрат, что Ивана погубить надо, и открыл клетки золоченые ключом серебряным. А драконы — рады-радешеньки: им неформалов мочить — одно удовольствие. «Да и дочка царева — вроде девственница.
Заодно и закусим.»- порешили драконы, и полетели. А Евстрата в клетку золоченую заперли, чтоб впредь не мешался.
* * *
Токмо прежде, чем сказочке кончиться, узнать бы вам, государи милостивые, как же Иваны драконов победили, не помешало.
А вот как дело было.
Иван Васильевич Мартын Горыныча — силой немеряной.
Иван Данилыч Ордына Горыныча — доблестью да храбростью.
Иван Сергеич Овина Горыныча — загрузил-заболтал, да до сонного беспамятства речами заумными довел.
Иван Петрович Колына Горыныча — в карты обыграл.
Иван Никитич Облома Горыныча — величием своим поразил, да манерами светскими.
Ну а Иван Абрамыч Раввина Горыныча — умом да хитростью в клетку заманил.
* * *
Летят драконы и слышат звуки, для слуха их премерзкие — все битлы, да роллинги, тирексами завывают, да дипеплами заливаются, и все не по-нашенски, а как-то по-квиновски. А то — зизитопнет как, до самых дорзов пробивает. А надо всем такая шизгара зависла — посмотреть страшно. И чем ближе — тем громче.
Не вынесли драконы, да повернули назад, обидчикам прямым своим мстить. А Иваны-то на тронах поглупели, да растолстели. Дыхнули драконы пламенем, тряхнули головами, махнули хвостами, да и послали царей-Иванов в отставку зычным голосом. Сами стали править. Старшему — полцарства досталось, второму — четверть, третьему — восьмушка, ну а шестому деревушка. Обернулись людьми, нареклись царями, да президентами, и правят там до сей поры.
Ну а Иван Иваныч, да Бананан Горыныч царя Евстрата из клетки вытащили, на воздухе вытряхнули, и обратно на трон посадили. А вместо его речей — MTV по всем каналам запустили, Евстратьевский Тракт в Love Street переименовали, да так там и тусуются.
Тут и сказочке конец, а кто слушал — опоздал на «Санта-Барбару»!
Ве Ендъ.[13]
(из серии «Легенды и мифы Созвездия Кота»)[14]
Гех, как всегда, перед рассказом решил немного пофилософствовать.
— Познать культуру народа можно по его сказаниям, мифам. Что стоит народ, в сказках которого побеждает глупость? Чтобы не думать о себе плохо в окружающем мире, надо создать новые мифы, новых героев и новых богов. Добро не должно побеждать зло, ибо победа — метод зла, а победив, добро становится злом. Добро хотя бы в мифах должно быть выше этого, и человек должен не победить зло, а сделать между ним и добром выбор в пользу последнего.
* * *
11 дней звезды мерцали на пути корабля, и вот — их не стало.
Последние отблески света погасли вдали, и корабль понесся.
Понесся по тахипространству в огромной вселенской пустоте и остановился так же незаметно. Ни одного атома не было вокруг него на протяжении сотен миллионов световых лет, ни один квант света не долетал сюда, ибо все они отражались от многочисленных туманностей, окружающих эту пустошь, самую большую из неизвестно как образовавшихся пустот Вселенной.
Великий Ар-Мо Норан Мещуа вел корабль. Он жил всей Вселенной, познал всю Вселенную, и чувствовал ее своим домом. И Вселенная знала его, и принимала. Любые опасности подчинялись ему, и любые планеты открывали свои тайны.
Все познал Норан, но последняя тайна осталась нераскрытой — тайна Пустоши.
Его «Дэн-Артр», верный друг и советник, его корабль, стоял, и тяжесть далеких звезд не действовала на него. А Норан чего-то ждал.
Он знал, что это должно произойти рано или поздно, но этого не происходило, а Норан все-таки знал, что оно придет. И так проходили дни и годы, дни и годы, проведенные в одиночестве.
В беседах с самим собой и со Вселенной, Норан, не имевший друзей, стал доходить до сути этой пустоты, и она раскрылась, раскололась перед ним тысячью мыслей.
Тысячью мыслей, ибо сама была одной из них, и всеми ими. Пустота была Разумом, не требующим энергии и не знавшим ничего, кроме размышлений.
Пустошь Разума думала о страшных вещах, творящихся во Вселенной, и чернота ее была чернотой кармы мира, а лучи света казались ей палкой во вращении мирового колеса.
Вселенная разумом своим превосходила Пустошь, но не могла противостоять ей, ибо не владела ее методами. Лишь человек мог вступить с Пустотой в единоборство, и только его разум мог уничтожить вселенское зло, сжечь карму мира тысячью миллионов новых галактик.
— Ты не сможешь меня уничтожить, — услышал он мысль Пустоши Разума.
— Почему? За мной — Вселенная, мир мне подскажет способ, ибо я часть его.
— Что есть Мир? — подумал Разум, и тут же дал ответ, понять который был лишь он сам в силах:
— Я знаю мир, я видел начало и увижу конец его. Я знаю жизнь, ибо жизнь — лишь я и мои мысли. Жизнь — это разум, а разум твой, хоть и велик, но ничтожен по сравнению со Мною.
