– Лечить от человеческих, в частности, венерических заболеваний мы обязаны. А от вампиризма, извините, нет. Никто не будет лечить иллюзию или галлюцинацию, лечить можно от иллюзий и галлюцинаций.
– Но вы же видели!
– Я вам не генсек или президент. То, что я видел – не есть исторический факт. У меня вполне может быть психическое расстройство, белая горячка, деградация личности, состояние полусна, гипнотический транс, кома или хотя бы временное отклонение от нормы. Час поздний, усталость...
– Но взгляните шире, – взмолился Летягин.
– Я-то взгляну шире, но медицина или биология – они шире не станут, также как не сможет стать шире построенный дом. Выше, еще куда ни шло, и то до определенного предела – пока нижние этажи держат... Может, какая-нибудь новая наука способна разобраться. И то сомневаюсь. Это вам не в другой галактике звезды шукать. Здесь что-то очень важное действует, вероятно, даже главное. Только вот о главном людям знать не положено. Они ведь боятся будут. В государстве же рекомендуется боятся только тех, кто страшен самому государству – шпионов, иностранных генералов, самогонщиков, подпольщиков.
– А я ведь пойду и крови нахлебаюсь у первого встречного, – почти безнадежно пригрозил Летягин.
– Ваше личное дело, – врач уже забеливал «мазилкой» сведения на Летягина в журнале регистраций. – Уголовным кодексом не карается, моралью не порицается. Завидую. Эх, если бы у меня были такие недостатки. А если насчет зубок все же беспокоитесь, то и стоматолог тут недалеко.
Судя по всему, в пункте неотложной зубоврачебной помощи оказывали и все остальные виды ночных услуг. Дверь дежурного стоматолога была открыта, через нее нескончаемым потоком шли люди, и каждого он привечал, то бор-машиной, то бутылкой водки, то видеофильмом исподнего содержания. Слева от двери, как и полагается, громоздился вышибала – во избежание недоразумений от лихих людей.
– И что вам мешает? – спросил дантист, осмотрев клыки Летягина.
– Так они же не просто так, а для откупорки кровеносных сосудов, хотя кровь можно пить и без них: методом проникновения внутрь сосуда через другое измерение. Есть ведь такие измерения, где человек становится похожим на жидкое яйцо.
– Ну и пейте на здоровье, раз природные данные способствуют, – предложил опытный врач. – Только у больных гепатитом не советую.
– И вы доверяете тому, что я сказал? – спросил Летягин.
Стоматолог пожал плечами.
– Почему бы и не доверять, я же не телезритель, чтобы меня разыгрывать. Я просто считаю, если с вами случилось что-то неожиданное и как бы неприятное, надо посмотреть, можно ли извлечь из этого какую-нибудь пользу, не дает ли это какие-нибудь скрытые преимущества перед согражданами.
– Извините, я пошел, – стал собираться разочарованный Летягин.
– Куда вы! – спохватился опытный профессионал. – Клычочки подпилим, если желаете. Внешность сделаем, не подкопаешься.
– Само все спрячется, – скорбно сказал Летягин. – А лучше бы всем было видно чудище с залитыми кровью губами и волчьей физиономией. Лучше бы мною пугали детей, лучше бы каждый знал, каким не надо быть. Открытое зло – прекрасно.
– Ну, у вас средневековые представления, – мгновенно утратил интерес стоматолог и перешел к более перспективному клиенту.
«Хлопни меня сейчас какой-нибудь метеорит, не расстроился бы», – подумал Летягин уже на улице.
«Убейте, зарежьте, моя здесь могила... Ой, какие мы значительные, как себе нравимся», – стал дружески передразнивать Красноглаз.
«Если я не смогу стать нормальным человеком, то уж нормальным человеческим трупом мне никто не запретит сделаться!» – прокричал внутри себя Летягин.
«Опомнитесь, – всполошился Резон, – жизнь прекрасна и удивительна».
«Ты что задумал? Ты это брось! – заныл Красноглаз. – Мы же с тобой. Нам без тебя нельзя».
«Найдете себе нового дурака. Дефицита нет», – мрачно сказал Летягин и отправился в ночную аптеку.
Там его встретила медлительная женщина, которая уже не очень отличала сон от яви, но инструкции ставила много выше и того, и другого. На требования Летягина продать побольше снотворного, она ритмично повторяла: «Рецепт, рецепт». Не обратила она внимания, даже когда Летягин зарычал и показал клыки. Тогда упырь-неудачник стал у дверей и принялся рычать на всех выходящих из аптеки. Среди них оказывались и обладатели нужных рецептов, которые без всяких препирательств спешно отдавали Летягину свои снотворные медикаменты. Когда набрался целый карман таблеток, то он погрузил их в пасть, запил из лужи – теперь уже было плевать на всякие тонкости, – и стал дожидаться сонной смерти. Смерть на этот раз не пришла. Пришло расстройство желудка со всеми вытекающими последствиями, но и оно быстро выдохлось.
«Раз так, – подытожил Летягин, – то я направляюсь к себе домой».
«Будем жить, ура, виват Георгий! – заобнимались Резон и Красноглаз. – А значит, будем жить лучше и веселее».
Хотя дверь была заперта, он догадался, что дома кто-то есть – даже по тому, как проворачивался ключ в замке. Кроме того, не слишком сильно, но пахло сапогами.
«Неужели там все-таки сидит и жрет колбасу салями участковый лейтенант Батищев, прыгающий по кочкам голов, среди которых моя последняя – в следователи. Сейчас войду и трахну его табуреткой по спрятанному за рыжими волосками лбу. И пусть меня расстреляют. Так даже лучше. Наденут на голову полосатую шапочку и вмажут по ней из „Макарова“. Тут, наверное, и ребенок справился бы отлично. „Петенька, видишь у дяди такая смешная маковка, мушечку чуть пониже, держи крепче двумя ручками...“ Да, это вам не прямо по оголенному человеческому затылку палить... Все же приятно, что заодно сдохнут две гадины – Красноглаз и Резон».
Уже в прихожей по запаху Летягин понял, лейтенанта здесь нет. Было другое – аромат ночных насекомоядных цветов. «А все-таки не зря я в вампиры пошел. Нюх у меня явно прогрессирует».
На прожженном сигаретами диване лежала она.
Бывшая законная супруга так умела слушать, что он стал считать, что умеет говорить. Так любила изящные искусства, что он мог кинуть сто мозолистых рублей на какую-нибудь китайскую тарелку и не припомнить это потом. Профессорская дочка, вышедшая замуж за полудеревенского паренька среднего ума и внешних данных, который, даже вернувшись из рейса, напоминал приехавшего с городской ярмарки крестьянина. Однако, разве не ее бросили в грузовик вместе с белобрысыми финскими диванами и креслами четыре рыжих мужика? Он еще хотел что-то пообещать ей, а она махнула рукой, трогайте, мол, чего его слушать. А остальные вещички, те, что получше, она задолго до своего полного исчезновения стала переправлять на родительскую квартиру, «чтобы не захламлять дом».
