— Не имеет значения, — сказал Руго. — Зло было давно.
Потом они сидели молча, укрытые тенью от белого пламени солнца, пока не поспела еда.
— А-а! — Мануэль с нежностью потянулся за своими кухонными принадлежностями. — Это не так уж здорово: фасоль с какой-то дрянью, да и лишней тарелки нет. Бери прямо из котелка, не возражаешь?
— Я-я… Мне не нужно, — пробормотал Руго, вдруг снова застудившись.
— Черта с два не нужно! Ешь, старина, хватит на всех!
Запах пищи наполнил ноздри Руго; он почувствовал, как закричал желудок. А Чужак, похоже, не шутил. Руго медленно погрузил руки в посудину, вытащил их уже с пищей и принялся есть в нескладной манере, свойственной его народу.
Потом они вновь улеглись, растянувшись, отдуваясь, овеваемые легким ветерком.
Учитывая размеры Руго, еды было маловато. Но, опустошив котелок, он чувствовал себя более сытым, чем когда-либо на своей памяти.
— Боюсь, мы съели все твои припасы, — сказал он неуклюже.
— Наплевать, — зевнул Мануэль. — Меня все равно уже тошнит от фасоли. Вечером думаю стащить цыпленка.
— Ты не из этих мест, — сказал Руго. Что-то оттаивало в нем. Сейчас рядом с ним был некто, кому, похоже, не нужно было ничего, кроме дружбы. Можно вот так, просто, лежать рядом с ним в тени и смотреть, как одинокий обрывок облака плывет по горячему небу, и расслабить каждый нерв, каждый мускул. Чувствовать полноту в желудке, развалиться на траве, перебрасываться пустыми словами — и это все, больше ничего не нужно…
— Ты необычный бродяга, — добавил он задумчиво.
— Может быть, — сказал Мануэль. — Я преподавал в школе, очень давно, в Китпорте. Вляпался в одну историю, и пришлось тронуться в путь. И так мне это понравилось, что с тех пор я так нигде и не осел. Бродяжничаю, охочусь, иду в любое место, которое мне кажется интересным, — мир велик: того, что в нем есть, хватит на всю жизнь. Я хочу узнать эту планету, Нью-Терру, Руго. Я не собираюсь писать книгу или какую-нибудь другую чушь. Я просто хочу ее узнать. Он приподнялся на локте. — Поэтому я и пришел повидаться с тобой, — сказал он, — Ты часть древнего мира, последняя его часть, не считая пустых развалин и нескольких рваных страниц в музеях. До я убежден, что твой народ всегда будет незримо присутствовать в нас. Потому что сколько бы человек здесь ни жил, что-то ваше проникает в него.
На его лице появилось загадочное выражение. Он был теперь не пропыленным бродягой, а кем-то иным, кого Руго узнать не мог.
— До нашего прихода планета была вашей, — продолжал он, — и она формировала вас, а вы — ее. А теперь ваша земля каким-то образом изменяет нас — медленно и незаметно. Когда человек живет на Нью-Терре один, под открытым небом, среди больших холмов, когда в кронах деревьев слышны звуки ночи, мне кажется, он всегда что-то чувствует. Словно чья-то тень у костра, чьи-то голоса в шуме ветра и рек, что-то в почве, и это проникает в хлеб, который он ест, и в воду, которую он пьет… И это — твой исчезнувший народ.
— Может, и так, — сказал Руго неуверенно. — Но теперь нас больше нет. От нас ничего не осталось.
— Когда-нибудь, — заметил Мануэль, — последний из людей будет так же одинок, как ты, мы тоже не вечны. Рано или поздно время, наша собственная глупость, наконец, угасание Вселенной настигнут нас. Надеюсь, что последний человек будет держаться так же смело, как ты.
— Я не был смелым, — сказал Руго. — Я часто боялся. Иногда они причиняли мне боль, и я убегал.
— Смело — по большому счету, — сказал Мануэль.
Они поговорили еще немного, затем человек поднялся.
— Мне надо идти, Руго. Раз уж я остаюсь тут на некоторое время, мне надо спуститься в деревню и найти какую-нибудь работу. Можно мне завтра снова прийти к тебе?
Руго встал рядом с ним с достоинством хозяина.
— Я почту за честь, — сказал он серьезно.
Он стоял, гладя вслед человеку, пока тот не скрылся из виду за поворотом тропы. Потом он тихо вздохнул, подумав о том, что Мануэль был добр. Да, он был первым за сотни лет, кто не испытывал к нему ненависти или страха, кто был вежлив, не оправдывался, а просто перебрасывался словами, как одно свободное существо с другим.
«Как он сказал? — пытался вспомнить Руго. — Один бродяга с другим». Да, Мануэль был хороший бродяга. Завтра он принесет еду — Руго знал это. И будет сказано больше; дружба станет непринужденней, а глаза — еще более искренними. Его мучило то, что он ничего не мог предложить со своей стороны.
«Но постой, это возможно!» — его вдруг осенило.
На дальних холмах раньше было много ягод, и кое-что еще должно остаться даже сейчас, в конце сезона. Птицы, звери и люди не могли все собрать; а уж искать Руго умел. Конечно, он мог бы принести очень много ягод, которые украсили бы стол…
Путь к заветному месту был долгим, и от этой мысли вначале все в нем запротестовало. С ворчанием, медленно, Руго тронулся в путь. Солнце катилось к горизонту, но до темноты оставалось еще несколько часов.
Он перевалил через гребень холма и начал спускаться по другому склону. Было жарко и тихо, воздух вокруг дрожал, вяло свисали листья на одиноких деревьях. Высохшая за лето трава резко шуршала под ногами, камни с негромким стуком, подпрыгивая, катились вниз по длинному склону. Вдали гряда холмов уходила в голубую дымку. Здесь, наверху, было уныло, но Руго к этому привык, и ему здесь даже нравилось.
Ягоды… Да, они целыми гроздями росли у Громовою водопада, где всегда было прохладно и сыро. Если уж быть точным, другие любители ягод знали это не хуже него, но они не могли побывать во всех укромных уголках: крутых откосах, сырых расщелинах и густых зарослях кустарника. Руго же был здесь хозяином и мог принести достаточно ягод, чтобы наесться вволю.
Он наискось спустился по склону и поднялся на следующий. Здесь деревьев было больше, И, радуясь тени, Руго пошел чуть быстрее. Возможно, ему лучше было бы совсем покинуть эту округу и жить в каких-нибудь менее населенных местах. Кто знает, может быть именно там ему удалось бы встретить больше таких людей, как Мануэль. Все-таки люди были ему нужны: Руго чувствовал себя уже слишком старым, чтобы обходиться без них, и подумал, что там, на окраине, ему будет легче с ними поладить.
Что ни говори, они — эти Чужаки — были не так уж плохи. Да, они воевали со всей яростью, на какую только способны, с ненужной жестокостью уничтожали то, что им угрожало; они все еще воевали и друг с другом, обманывая и притесняя соседей; они были глупы и безжалостны: вырубали леса, разрывали землю и осушали реки. Но среди них находились и другие. Руго часто задавал себе вопрос: мог бы его собственный народ похвастать большим количеством таких людей, как Мануэль?
