И Ольгадо, обычно такой сдержанный, так возбужден сейчас. Вчера за ужином без конца рассказывал про Глашатая: «Представляешь, он даже не знал, как перевести деньги! И этот ужасный пароль! Я думал, компьютеры не должны разрешать использовать такие слова — нет, я не могу сказать тебе, это секрет. Я практически учил его, как сделать поиск — но, по-моему, он разбирается в компьютерах, он не идиот. Он сказал, что он пользовался особой программой — вот почему у него серьга в ухе. Он сказал, что я могу заплатить себе, сколько хочу, и хотя покупать особенно нечего, но я могу отложить до того времени, когда я стану взрослым и уеду. По-моему, он очень старый. Мне кажется, он помнит, что было очень давно. Он говорит на старке, как будто это его родной язык, ведь в Ста Мирах немного людей, которые научились старку в детстве. Как ты думаешь, может, он родился на Земле?».
И в конце концов Ким накричал на него и потребовал, чтобы Ольгадо прекратил разговоры об этом слуге дьявола, а то Ким попросит епископа провести экзорцизм, потому что сразу видно, что Ольгадо одержим; а когда Ольгадо только усмехнулся и подмигнул, Ким ушел из дома и не появлялся до темноты. «С таким же успехом, — подумала Новинья, — Глашатай мог бы жить в нашем доме, потому что его влияние на мою семью заметно, даже когда его нет, а теперь он еще и читает мои записи, и уж этого я не позволю. Хотя это, как всегда, моя ошибка. Я вызвала его сюда из того места, которое он называет домом — кажется, Тронхейм; я виновата в том, что он оказался здесь, на окраине Ста Миров, за оградой, которая все равно не мешает свинкам убивать тех, кого я люблю».
И опять она подумала о Миро — он так похож на своего настоящего отца, удивительно, что ее никто не обвинил в измене. Она представила, как он лежит на склоне холма, как лежал Пипо, представила, как свинки вспарывают его своими деревянными ножами. «А они сделают это. Как бы я не старалась, они сделают это. И даже если они этого не сделают, настанет день, и он станет достаточно взрослым для того, чтобы жениться на Уанде. И тогда мне придется сказать ему правду, почему они никогда не смогут пожениться, и тогда он поймет, что я заслужила ту боль, которую причинил мне Као, что Божьей рукой он наказал меня за мои грехи».
«Даже я, — размышляла Новинья. — Глашатай вынудил меня думать о вещах, которые я скрывала от себя неделями и даже месяцами. Когда в последний раз я целое утро думала о своих детях? Когда в последний раз я думала о Пипо и Либо? Когда в последний раз я задумывалась о том, что я верю в Бога, хотя бы в этого жестокого и мстительного Бога из „Ветхого Завета“, который стирал с лица Земли города, потому что они не молились ему, — я не знаю, как я отношусь к Христу».
Так Новинья провела весь день, ничего не сделав и в то же время не придя ни к какому выводу.
После обеда к ней пришел Ким.
— Можно тебя побеспокоить, мама?
— Конечно, — сказала она, — все равно от меня сегодня никакого прока.
— Я знаю, тебе безразлично, что Ольгадо проводит свое время с этим ублюдком Сатаны, но я подумал, что тебе может быть интересно, что Куара отправилась туда сразу после школы. В его дом.
— Да?
— Или тебе и до этого нет дела? Может, ты впустишь его в свою постель, чтобы он полностью занял место отца?
Новинья вскочила и направилась к мальчику, кипя гневом. Он отступил.
— Прости, мама, я так рассердился…
— За все годы жизни с твоим отцом я ни разу не позволила ему поднять руку на моих детей. Но если бы сегодня он был жив, я попросила бы его задать тебе трепку.
— Ты попросила бы, — сказал Ким, — но я бы убил его, а не позволил бы прикоснуться ко мне. Может, тебе и нравится, когда тебя бьют, но со мной это никогда не случится!
Она не успела даже подумать об этом; ее рука сама поднялась и ударила Кима по лицу, прежде чем она заметила это.
Вряд ли ему было очень больно. Но он тотчас расплакался, сел на пол спиной к Новинье, повторяя сквозь слезы: «Прости меня, прости меня».
Она присела на корточки рядом с ним и неловко погладила его по плечу, и вдруг подумала: «Я даже ни разу не обняла его с тех пор, как ему исполнилось столько лет, сколько сейчас Грего. Когда я решила быть такой холодной с ним? И почему, когда я коснулась его опять, я ударила его, вместо того чтобы поцеловать?».
— Меня тоже беспокоит то, что происходит, — сказала Новинья.
— Он все разрушает, — сказал Ким. — С тех пор как он появился, все меняется.
— С другой стороны, Эстевано, не так уж все было прекрасно. Может быть, что-то надо было изменить.
— Но не его способом. Вера, покаяние, прощение — вот что нам нужно.
Уже не в первый раз Новинья позавидовала вере Кима в способность священников изгонять грех. «Это потому, мой сын, что ты еще никогда не грешил, и ты не знаешь, что покаяние невозможно».
— Наверное, мне придется поговорить с Глашатаем, — сказала Новинья.
— И увести Куару домой?
— Не знаю. Я не могу не замечать, что ему удалось разговорить ее. И не похоже, что он нравится ей. Она не сказала о нем ни одного хорошего слова.
— Тогда зачем она пошла в его дом?
— Может быть, сказать ему какую-нибудь грубость. Согласись, это лучше, чем когда она все время молчит.
— Иногда кажется, что Сатана делает добрые дела, но это только прикрытие, а потом…
— Ким, не читай мне лекций о демонологии. Проводи меня к дому Глашатая, и я сама с ним разберусь.
Они шли по тропинке вдоль излучины реки. У водяных змей наступил период линьки, и земля под ногами была скользкой от обрывков гниющей кожи. «Это будет моя следующая тема, — подумала Новинья. — Надо понять, как устроены эти маленькие гадкие чудовища, и придумать, какая от них может быть польза. Или хотя бы избавиться от этой вони». Это скрашивалось только тем, что змеиная кожа, видимо, повышала плодородие почвы — там, где змеи линяли, мягкая речная трава росла гуще всего. Эта была единственная приятная форма жизни на Лузитании; все лето люди приходили к реке, чтобы полежать на узкой лужайке, извивавшейся между камышами и жесткой травой прерий. Хотя змеиные шкурки были неприятными, они предвещали хорошие вещи в недалеком будущем.
Похоже, что Ким думал о том же.
— Мама, давай когда-нибудь посадим около дома речную траву?
— Это первое, что пробовали сделать твои дедушка и бабушка много лет назад. Но они не могли понять, как сделать это. Трава опыляется, но не дает семян. А когда они пересаживали ее, она жила какое-то время, а потом умирала и на следующий год уже не росла. Наверное, она должна жить рядом с водой.
Ким поморщился и зашагал быстрее, слегка разозленный. Новинья вздохнула: Ким, казалось, всегда принимал близко к сердцу, что Вселенная не всегда была устроена так, как ему хотелось бы.
Вскоре они подошли к дому Глашатая. На площади, конечно же, играли дети и им пришлось говорить громко, чтобы слышать друг друга.
— Это здесь, — сказал Ким. — Я считаю, что ты должна увести отсюда Ольгадо и Куару.
— Спасибо, что привел меня, — сказала она.
— Я не шучу. Это настоящее столкновение между добром и злом.
— Как и все остальное, — сказала Новинья. — Самое трудное понять, что есть что. Нет-нет, Ким, я знаю, что ты мог бы подробно рассказать мне, но…
— Не надо говорить со мной снисходительно, мама.
— Но Ким, это кажется естественным, если учесть, как снисходительно ты разговариваешь со мной.
На его лице застыла маска гнева.
Она протянула руку и прикоснулась к нему робко, мягко; его плечо напряглось под ее рукой, как будто это был ядовитый паук.
— Ким, — сказала она, — даже не пробуй учить меня, что такое добро и зло. Я была там, а ты не видел ничего, кроме карты.
Он сбросил ее руку и ушел. «Боже, я просто мечтаю о тех днях, когда мы неделями не разговаривали».
Она громко хлопнула в ладоши. В следующий момент дверь открылась, и появилась Куара.
— Oi, Maezinha, — сказала она, — tambem veio jogar? (Ты тоже пришла поиграть?)
Ольгадо и Глашатай играли за компьютером в звездные войны. Голографическое поле на машине Глашатая было больше и четче, чем на большинстве других, и оба одновременно управляли эскадрильями по десятку с лишним кораблей в каждой. Это было очень сложно, и оба не подняли головы, даже не поздоровались с ней.
— Ольгадо сказал, чтобы я помолчала, а то он вырвет мне язык, сделает бутерброд и заставит съесть, — заявила Куара. — Так что тебе лучше подождать, пока игра не закончится.
— Садитесь, пожалуйста, — тихо сказал Глашатай.
— Вам конец, Глашатай, — провозгласил Ольгадо.
Больше половины кораблей флотилии Глашатая исчезли в облаках взрывов. Новинья присела на стул.
Куара уселась на полу возле нее.
— Я слышала, как ты и Ким разговаривали там, на улице, — сказала она. — Вы так громко кричали, что мы слышали все.
