— О, я всего лишь слабая женщина, — взволнованно пробормотала она. — Ступай теперь, Род Гэллоугласс. Твоя королева благодарит тебя.
Она сказала что-то еще, но Род почти ничего не понял и сам не заметил, как оказался по другую сторону двери. Она шагал по широкому, холодному коридору, залитому светом факелов.
Род остановился, встряхнулся, предпринял геройскую попытку собраться с мыслями и продолжил свой путь нетвердым шагом.
«Что бы ты там ни думал насчет ее политических талантов, уж что-что, а как привязать к себе мужчину — это она точно знает».
Род споткнулся, а не замеченное им препятствие протянуло руку и помогло удержаться на ногах.
— Ну и ножищи же у тебя… — проворчал Бром О’Берин.
Карлик с пытливым нетерпением вглядывался в глаза Рода. Что-то, видимо, отыскал в самой глубине — между зрачком и сетчаткой, и довольно кивнул:
— Что ты получил от Катарины, Род Гэллоугласс?
— Получил? От нее? — Род нахмурился, взгляд его стал рассеянным. — Ну… она приняла у меня клятву верности.
— А! — кивнул Бром, словно бы донельзя довольный этим сообщением. — Чего еще желать, Род Гэллоугласс?
Род резко тряхнул головой, шире открыл глаза. И правда — чего еще он мог желать и просить? И чего, о Господи, он ожидал? И с чего он вдруг так размечтался, как будто Цербер сменил гнев на милость и одарил его сладкой улыбочкой?
Он крепко сжал губы. В сердце его закипала глухая злоба. Эта девчонка ничего не значила для него — она была всего лишь пешкой в Большой Игре, тем орудием, с помощью которого можно было бы установить демократию на этой планете. Ну да. А разозлился-то он с чего? На это он тоже не имел никакого права.
Вот черт! Как ему сейчас был нужен объективный, беспристрастный анализ!
— Веке!
Он-то хотел произнести это слово еле слышно, но оно сорвалось с его губ выкриком. Бром О’Берин мрачно воззрился на Рода:
— Что такое «веке»?
— Товарный поезд с поломанным локомотивом, — сымпровизировал Род. И в самом деле, где этот треклятый робот?
И тут он вспомнил, что с Вексом приключился очередной припадок.
Но Бром стоял и с крайней подозрительностью всматривался в лицо Рода:
— Что это за слова такие, Род Гэллоугласс? Ты здоров ли? Что такое товарный поезд? Что такое локомотив?
Род сжал губы и мысленно процитировал книги Библии. «Осторожнее, старина, осторожнее! Так ты влипнешь! И все испортишь!»
Он рискнул взглянуть Брому в глаза.
— Товарный поезд — это вьючный мул, которого рыцарь нагружает своими доспехами и оружием, — проворчал он. — А локомотив — это полоумный оруженосец.
Бром в изумлении нахмурился:
— Полоумный — как это?
— Ну… такой… с заскоком. В моем случае все вышесказанное относится к моему коню.
— К коню? — окончательно обескураженно переспросил Бром.
— Ну да. К моему коню, Вексу. Он один являет собой все мои пожитки и прислугу. И еще он — та единственная душа… вернее — тот единственный разум, которому я могу поведать о своих бедах.
Бром понял последнюю фразу и ухватился за нее, словно утопающий за соломинку. Взгляд его смягчился, он добродушно улыбнулся:
— Теперь ты с нами, Род Гэллоугласс, — с теми немногими, что стоят за королеву.
Род заметил сочувствие во взгляде карлика, задумался о том, что привязывает этого уродца к королеве, и вдруг его снова охватила жуткая ненависть к Катарине за то, что эта стервозная особа так наслаждается эксплуатацией людей во имя своих целей.
Род размашисто зашагал по коридору. Бром семенил рядом, стараясь не отставать от него.
— Если я хоть что-то понимаю в людях, — процедил Род сквозь зубы, — у королевы есть еще один дружок в Доме Кловиса, но она зовет его врагом. Как же это, Бром? Он враг ей только потому, что сын ее врага, герцога Логира?
Бром задержал Рода, ухватив за бедро, и с полуулыбкой взглянул в его глаза.
— Он не враг ей, Род Гэллоугласс, он тот, кого она очень любит. Он ее дядюшка, кровный родственник. Он дал ей кров и нянчил ее пять лет, пока ее отец усмирял мятежных северных лордов.
Род медленно опустил голову и встретился взглядом с Бромом.
— Странно же она выказывает свою любовь.
Бром кивнул:
— Это верно, воистину странно, но не изволь сомневаться: она любит и старика, и его сына Туана.
Пару мгновений он, не мигая, молча смотрел на Рода, а потом отвернулся и медленно пошел вперед по коридору. Род постоял, провожая карлика глазами, и пошел за ним.
— Это долгая и печальная история, — пробормотал карлик, когда Род нагнал его. — Ее начало, ее конец и самая сердцевина — это Туан Логир.
— Король нищих?
— Да, — тяжело кивнул Бром. — Повелитель Дома Кловиса.
— Он любит королеву.
— О да! — Бром запрокинул голову, закатил глаза. — Еще как любит, не сомневайся. Он так и говорит!
— Но ты ему не веришь?
Бром сцепил руки за спиной, склонил голову и, тяжело ступая, продолжил путь.
— Либо он честен, либо самый изощренный лжец. А если он лжет, то слишком быстро этому научился, ибо он был взращен там, где его учили всегда говорить правду — в доме отца. Однако он возглавляет Дом Кловиса — тех бродяг и отверженных, которые твердят, что правителя страны должно избирать, как был избран в незапамятные времена король Кловис — ну, то есть так говорят, что его выбрал народ.
— Ну, тут они, пожалуй, немного погрешили с историей, — негромко вставил Род. — Если я правильно понял, они замышляют свергнуть Катарину?
— Верно. Ну и как же мне верить ему, когда он говорит, будто любит ее? — Бром печально покачал головой. — Такой достойный юноша, такой благородный… А трубадур какой — вмиг сочинит дивную песню, о чем хочешь: хоть о красоте жемчужных зубок какой-нибудь прелестницы, и выйдет это у него столь же быстро, как выбить в драке меч шпагой из рук соперника. Он всегда был аристократом до мозга костей, и его никогда нельзя было заподозрить в измене.
— Похоже, ты его хорошо знаешь.
— Мне ли его не знать! Знавал я его когда-то очень даже хорошо! — Бром издал судорожный вздох и покачал головой. — Вот теперь я знаю ли его? Они с королевой познакомились, когда ей было семь лет, а ему — восемь, в замке милорда Логира, на юге страны. Туда отец Катарины отправил ее, поручив заботам герцога. Двое детишек весело резвились и играли друг с дружкой — под моим надзором, конечно, я с них глаз не спускал. Они такие маленькие одни во всем замке были, ну а я… — он усмехнулся и горько рассмеялся, — я им казался чудом во плоти: взрослый, а ростом с них.
Бром улыбнулся, запрокинул голову и уставился на стену, словно увидел сквозь нее те далекие годы.
