Двери транспортной системы распахнулись, и все отъезжающие оказались на свежем воздухе. Это тоже было новым ощущением. Первый и, кажется, единственный раз, когда Отто довелось выйти из помещения, был при отъезде в школу, много лет назад. Пассажиры заполнили небольшую прозрачную капсулу, заняв около половины стоявших в ней кресел. Прохлада в помещении и мягкий свет, льющийся со стен и потолка, создавали ощущение покоя и уюта.
Щелкнули привязные ремни, и капсула, набирая скорость, двинулась с места.
Институт экспериментальной истории
" стория не терпит сослагательного наклонения", – эта расхо- жая фраза была в ходу у многих поколений историков. Ее с достоинством произносили и молодые ученые, и корифеи. Этим всегда подчеркивалось, что историческая наука оперирует фактами и только фактами. Однако настало время, когда эту сакраментальную фразу стали повторять все реже и реже. Все началось с компьютерного моделирования процессов развития общества и игр на их основе. Оказалось, что факты – вещь упрямая, но совсем не такая однозначная, как казалось ранее. Одни и те же факты, зачастую легко накладывались на противоположные по смыслу модели, что путало все карты. Исторически неоспоримые факты, наложенные на совокупность малосущественных в глобальном масштабе дейст- вий отдельных людей, отнюдь не великих и никому неизвестных, радикально меняли свое влияние на развитие дальнейших событий. Стало ясно, что в компьютерных моделях необходимо учитывать всю совокупность мелких фактов, которые история никогда не фиксировала, а потому и никому неизвестных. Они и образовали домысливаемую, то есть сослагательную контекстную составляющую известных исторических событий. После этого модели начали более или менее совпадать с реальностью, а история примирилась с сослагательным наклонением. Моделей стало много, и все они в большей степени зависели от домысливаемой составляющей, чем от реальных фактов. Эйфория от первых успехов компьютерного моделирования исторических процессов прошла, и наука переключилась на воссоздание реальных цивилизаций на других планетах в реальном масштабе времени.
К рассматриваемому моменту времени в досягаемых областях космического пространства уже было открыто несколько сотен планет, на которых могла бы существовать белковая форма жизни. Они и стали объектом экспериментов. Доставить туда живые организмы, в том числе людей, и скорректировать атмосферу, было уже делом техники. Главным же было создать некоторую новую модель общества, которая даже в отдаленной перспективе не вела бы его к стагнации. Продолжительность подобных экспериментов, естественно, была очень велика. Велика в масштабе человеческой жизни, для которой столетие – уже вечность. Однако опыт постановки таких экспериментов уже был. Когда в начале двадцать первого века началось великое потепление, грозившее впоследствии перейти в новый ледниковый период, был начат проект по колонизации ближайшей к Земле планеты – Марса. Тогда, для начала, на поверхности и в окрестностях планеты была создана долговременная исследовательская структура, позволившая изучить ее столь подробно, чтобы наметить план активного воздействия на нее.
Первым делом занялись восстановлением атмосферы. Для этой цели в лабораториях были созданы специальные микроорганизмы, способные вырабатывать кислород, который находился в связанном состоянии в приповерхностном слое грунта. Расчеты показывали, что на приведение атмосферы к виду, пригодному для жизни человека, потребуется от шестисот до тысячи лет. Однако выведенные на Земле бактерии взялись за работу очень рьяно. Уже лет через двадцать плотность атмосферы возросла в два раза и далее продолжала расти значительно быстрее расчетных данных. Так что лет через пятьдесят на Марс начали завозить первые образцы растительности, которые занялись там своим любимым делом – фотосинтезом, одновременно начав формировать культурный слой.
Процесс облагораживания планеты контролировался рабами. Они же первыми поняли, что переселять туда людей, чтобы улучшить условия жизни землян, бессмысленно. Зачем увеличивать численность умирающего общества, когда надо начинать все сначала, закладывая в формирование новой цивилизации какие-то иные, пока неясные идеи. Вот тогда и родилась мысль продолжить освоение Марса как возможной запасной планеты для жителей Земли, а эксперименты по созданию новых цивилизаций перенести на другие планеты, отправляя туда группы добровольцев, которые должны были заложить их основы.
Отто попал в институт экспериментальной истории именно тогда, когда это направление науки уже прошло стадию становления. В отличие от других учреждений науки, которые в современном мире строились по рассредоточенному принципу, новый институт имел свою собственную территорию, здания и тренировочные лагеря, расположившиеся вблизи Африки, на острове Мадагаскар.
Здесь и приземлилась капсула с будущими новыми сотрудниками. Выйдя на свежий воздух, прибывшие невольно сгрудились в маленькую толпу, одиноко стоящую посреди огромной ровной площадки, освещенной жарким экваториальным солнцем и продуваемой еще более горячим ветром. Им, прожившим всю сознательную жизнь в замкнутом помещении, где температура и влажность воздуха не менялись годами, буйство природы было совсем не по вкусу. Хотелось вернуться обратно в капсулу или куда-нибудь спрятаться. Но, сколько хватало глаз, поблизости не наблюдалось ничего, что напоминало бы строения, созданные рукой человека.
Вскоре поблизости от толпы приземлился маленький летательный аппарат. Он уж точно прилетел сюда из далекого прошлого. У него были крылья, раскинутые в разные стороны, как у птицы, а спереди, вместо клюва, то, что Отто видел на старинных картинках – пропеллер. Из кабины выпрыгнул человек, значит, эта штука не автоматическая, и не спеша направился к гостям. Им бросилась в глаза его необычная одежда. Короткая куртка без воротника и рукавов, расстегнутая на груди. Короткие штаны, оставляющие почти голыми длинные волосатые ноги, и крепкие ботинки. На голове у него, кроме шапки собственных густых и курчавых волос, ничего не было.
Отто сразу захотелось сбросить с себя душный голубой балахон, в который он, как и все остальные был укутан с головы до ног. Ненавистной вдруг стала и шапка, скрывавшая под собой такие же, как у прибывшего, густые волосы. Девушки первые поняли, что нужно делать. Они сорвали с себя шапки и стали вдруг похожи на невиданные цветы, которыми Отто, несмотря на массу других впечатлений, невольно залюбовался.
Летчик подошел к ребятам и, стараясь подбодрить, с улыбкой произнес:
