В очереди перед Десмондом стоял длинноволосый юнец в сандалиях на босу ногу, потертых джинсах и уродливой футболке. Из его заднего кармана торчала брошюрка «Избранные труды Роберта Блейка». Обернувшись, он продемонстрировал написанные на груди футболки большие буквы «М. У. ». В его жидких усишках застряли хлебные крошки.
Он выпучил на Десмонда желтые (очевидно, от желтухи) глаза и фыркнул: «Папашка, ты ошибся, эта очередь не в приют для престарелых! » — и, показав в презрительной ухмылке ненормально длинные клыки, отвернулся к доске объявлений.
Десмонд почувствовал, что его лицо наливается краской. С той самой минуты, как он встал в очередь к столу с надписью «ОНИИФ, первый курс, А-D», он был мишенью для ухмылок, косых взглядов и перешептываний. Среди всего этого молодняка он был так же уместен, как старая афиша в цветнике или труп на банкетном столе.
Очередь передвинулась на одного. Хотя абитуриенты и разговаривали между собой, они все же понижали голоса. И для молодежи вели себя достаточно сдержанно (за исключением хлыща, который стоял впереди).
Возможно, их подавляла обстановка. Спортивный зал, в котором они находились, похоже, не ремонтировался с момента постройки здания (а это было в конце прошлого века). Когда-то он был выкрашен зеленой краской, которая теперь почти везде облупилась. Большинство окон, находящихся высоко под потолком, были разбиты и заколочены досками, в широкие щели между которыми проглядывало небо. Пол прогибался под ногами и скрипел, а баскетбольные кольца совсем заржавели. Однако колледж в течение многих лет удерживал первенство по всем видам спорта, даже несмотря на то, что набор новых студентов здесь был очень ограничен. Его команды совершенно непонятным образом ухитрялись выигрывать, и частенько с большим разрывом в счете.
Десмонд застегнул пиджак. Хотя стоял теплый осенний день, в помещении было довольно холодно. Если бы он не знал наверняка, что это невозможно, он подумал бы, что стены здесь из айсбергов. Высоко вверху большие лампы боролись с мраком, нависавшим, словно брюхо дохлого кита, дрейфующего в глубинах океана.
Он обернулся. Девушка, стоящая за ним, прыснула. Она была закутана в нечто ниспадающе-эстравагантное и расписанное астрологическими символами. Темные волосы торчали мальчишеским «ежиком», а черты лица были мелкими и слишком правильными, чтобы ее можно было назвать обаятельной.
Конечно, среди всей этой молодежи должно было найтись несколько прелестных девушек и привлекательных парней. Он достаточно проучился на своем веку, чтобы составить представление о проценте красавцев среди студентов. Но здесь... Чуть дальше от него стояла девушка, которая с успехом могла бы стать моделью. Чего-то здесь явно не хватало.
А точнее, чего-то слишком многого. Внезапно, он осознал, чего... хотя это... слишком противоречиво, что ли? Нет, понимание ушло. Нет, снова вернулось. Оно уходило и возвращалось, словно летучая мышь, снующая в темноте и на секунду вылетающая на свет.
Сопляк перед ним снова обернулся и оскалился в радушной улыбке лисицы, увидевшей цыпленка.
— Что, папашка, зацепило? Ей нравятся старикашки. Может, вам на пару попердеть — вот будет музыка!
Запахи немытого тела и нестиранной одежды роились вокруг него, как мухи вокруг дохлой крысы.
— Меня не интересуют девицы с эдиповым коплексом, — с ледяным достоинством ответил Десмонд.
— В твоем возрасте не привередничают, дедуля, — покачал головой юнец и опять отвернулся.
Десмонд снова покраснел и мысленно дал наглецу в челюсть. Но это его слабо утешило.
Очередь подвинулась еще на одного. Он взглянул на часы. Через полчаса нужно позвонить матери. Надо было прийти сюда раньше. И все же он проспал, невзирая на надрывающийся будильник, прилагавший все силы для того, чтобы разогнать его сон. Да-да, он уже не раз замечал, что вещи к нему неравнодушны и питают ярко выраженные симпатии и антипатии. Это звучало иррационально, но если бы он предпочитал «рацио», разве пришел бы сюда? Как, впрочем, и остальные абитуриенты?
Вдруг очередь резко двинулась вперед, словно застоявшаяся многоножка, проверяющая, не украли ли у нее одну из ног. И вот, наконец, Десмонд оказался перед заветным столом (к тому моменту он уже на десять минут опаздывал со звонком матери). За столом сидел мужчина много старше Десмонда. Его лицо представляло собой морщинистую массу: словно серое тесто долго мяли, а потом наспех слепили что-то человекоподобное, воткнув посередине клюв каракатицы. Но в глазах, сверкавших под седыми лохматыми бровями, было жизни не меньше, чем в фонтане крови, бьющей из открытой раны.
И рука, которой он взял у Десмонда документы, была не похожа на старческую: большая, словно вздутая, с холеной белой кожей. А под ногтями грязь.
— Родерик Десмонд, я полагаю?
И голос у него был звучным, вовсе не похожим на старческий.
— Так вы меня знаете?
— Знаю о вас. Я читал несколько ваших романов на оккультную тему. Кстати, лет десять тому назад именно я забраковал Вашу заявку на размножение отдельных частей вашей книги.
Именная табличка на лацкане поношенного твидового пиджака гласила: «Р. Лайамон ПКОНИИФ». Он и был председателем комитета оккультных наук и исторического факультета.
— Я признаю вашу работу по определению источника происхождения имени аль-Хазреда и доказательство того, что оно не арабское, блестящим образцом научного исследования. Я знаю, что это имя происходит не от арабских или семитских корней, но, признаюсь, не могу определить века, когда оно попало в арабский язык. Ваше объяснение того, что оно оказалось связано с йеменским аль-Хазредом и толкование его значения не как «сумасшедший», а как «тот, кто видит невидимое» было полностью верным. — Он помолчал, а затем, посмеиваясь, добавил: — Ваша матушка, должно быть, возражала, когда ее заставили прокатиться в Йемен?
— Н-н-никто ее не заставлял, — опешил Десмонд. — Но откуда вы знаете, что она...
— Я читал кое-что из вашей биографии. — И Лайамон довольно закудахтал. Его смех гвоздем впивался в барабанную перепонку. — Ваша работа об аль-Хазреде и знания, продемонстрированные в ваших оккультных романах, — и есть главная причина, по которой вы были допущены к поступлению на наш факультет, несмотря на ваши шестьдесят.
Он подписал анкету и вернул ее Десмонду:
— Отнесите это в бухгалтерию. Вы из семьи долгожителей, не так ли? Ваш отец погиб при несчастном случае, но зато его отец дожил до ста двух лет. Вашей матушке восемьдесят, но она вполне может протянуть до ста. А вы... Вы имеете в запасе еще лет сорок и вы это знаете.
