Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

Листки шуршали меж пальцами. Письмо было написано неуклюжими каракулями, с частыми ошибками, но по-рогавикьянски, и мысли, изложенные в нем, были понятны и ясны.

«В Арванете, в ночь после равноденствия.

Джоссерек Дэррейн приветствует Донию, хозяйку Аулхонта в Герваре.

Дорогая моя,

Когда это письмо дойдет до тебя, через два или три месяца, я уже уеду из Андалина. Ты больше меня не увидишь. В тот день, когда мы с тобой прощались, я думал, что смогу вернуться после того, как отвезу своих товарищей обратно и закончу все дела, которые еще у меня остались в Арванете. Но я понял, как ты была права и добра, когда хотела, чтобы я оставил тебя ради своего же блага.

В вашем языке нет подходящих слов, которыми я мог бы выразить то, что хочу тебе сказать. Ты, наверное, помнишь, как я однажды пытался это сделать, а ты пыталась меня понять, но у нас обоих ничего не получилось. Может быть, ты чего-то не можешь чувствовать, а чего-то не дано мне… Но об этом позднее.

Ты говорила, что любишь меня. Остановимся на этом, этого достаточно».

Дония отложила письмо и долго сидела, глядя на горизонт. Наконец она снова принялась за чтение.

«…хотят знать, что произошло и чего следует ожидать.

Твой словарь, как и мой, ограничен. Я буду использовать слова арванетского языка. Надеюсь, они помогут тебе что-то понять. Короче, новости хорошие.

Уничтожение всей имперской армии было сокрушительным — это ты, конечно, можешь себе представить. Адмирал Роннах по моему совету сделал вид, будто он не в курсе дела и даже не знает, как все произошло. Несомненно, до Наиса рано или поздно доползут слухи, что при этом сражении присутствовали некие „советники“, но это произойдет не скоро, да и слухи будут туманными, так что узнать что-нибудь толком будет невозможно. И вы, северяне, можете впредь поступать так же с любым агрессором, кем бы он ни был.

Несомненно, Империя не решится на вторую попытку, по крайней мере в течение нескольких лет. По-моему, они и вовсе никогда не решатся на это. Среди сдерживающих факторов будет постоянное присутствие приморцев в проливе Дольфин — мы охраняем там свои законные интересы.

Понимаешь, при помощи наших переговорных устройств, представитель Киллимарейча в дипломатической миссии в Рагиде может существенно влиять на обстановку. Престолу не остается иного выхода, как съесть гнилое яблоко и подписать договор, который в значительной степени отражает интересы Ичинга.

Арванет признается независимым государством и его независимость гарантируется обеими великими державами. Ни одна из них не будет вводить туда свои вооруженные отряды, а будут поддерживать с ним только торговые связи. Время покажет, кто станет истинными правителями города, — Империя, которая ведет захватническую политику по всему побережью Гальф, или же приморцы, которые развивают торговлю и основывают колонии в Харрикейнском море. Я же считаю, что править не будут ни те, ни другие: в Арванете появилось собственное правительство. Старый порядок восстановлен, а этот порядок пережил многие другие.

Что же касается северян, то торговля с ними будет немедленно возобновлена. И вас оставят в покое».

Дония перечитала этот отрывок дважды, долго думала, потом вернулась к письму.

«Будет больно, если это окажется не так. Даже сейчас все прошедшее жжет, словно свежая рана. Но уже сейчас все не так плохо, как было раньше, а должно стать еще лучше.

Ты помнишь, как перед прощанием мы стояли рука в руке на берегу Югулара и сквозь медленно падающий снег смотрели, как успокаивается лед вокруг Горн Нез? Такое же чувство у меня и сегодня. Я смею надеяться, что скоро наступит потепление, и воды потекут свободно и привольно. Тебя ожидает целый мир чудес и приключений, которые ты не могла видеть даже в самых причудливых снах».

Она нахмурилась, тряхнула головой, начала было перечитывать, но потом вздрогнула и стала читать дальше.

«Кажется, теперь я знаю, что ты из себя представляешь, и это помогает мне понять, что же такое я сам.

Помнишь тот день, когда ты вернулась с охоты в Сандр Кэттл, и мы вместе ушли гулять в прерию? Ты сказала, что никогда не было и не может быть такого, чтобы женщина Рогавики делила свою жизнь с чужестранцем. Неожиданно я понял, что это не предрассудок, не замшелая традиция, не искусственный барьер, а сама правда.

С тех пор я жил этой мыслью, изучал ее, пытался отвергнуть, как нереальную, а потом открыл глаза и увидел, что все вокруг меня наполнено этой идеей. Наконец я собрался с духом и начал разрабатывать ее, насколько это возможно. Я не первый чужестранец на этой территории — едва ли, после стольких-то столетий; кое-что я узнал из книг и разговоров со сведущими людьми (не называя твоего имени!). Возможно, я оказался первым, кто пришел к этой мысли, зная кое-что об эволюции и рассматривая жизнь именно с этой точки зрения.

Ты проявляла живой интерес, когда мы разговаривали о том, что киты и дельфины являются двоюродными братьями и принадлежат к одному роду животных, когда-то возвратившихся с суши в море, в то время как тюлени и моржи принадлежат к другому роду, а пингвины и вовсе птицы и тоже живут в воде, хотя пресмыкающиеся предки птиц и млекопитающих должны были вымереть много лет назад. Ты так этим интересовалась, что я уверен — это осталось в твоей памяти, хотя ты могла забыть многое другое из того, о чем пишу».

Дония кивнула. Она скользнула взглядом по пескарям в речке, стрекозам, лягушке, ящерице, по своей лошади, пробежала рукой по своему телу.

«Человек — тоже животное. Легко увидеть, что у него и у обезьяны общий предок и что он до сих пор эволюционирует в разных условиях жизни по всему миру. Иначе зачем ему так много лиц и цветов кожи?

Но все эти различия проникают в нашу плоть неглубоко, не глубже, чем у разных пород собачьего племени. Подобно волку, койоту и собаке, народы разных рас могут давать потомство, и это потомство в свою очередь способно к размножению. Их можно воспитать согласно любому образу жизни и мысли.

Человеческий образ… Расы пользуются одними и теми же абсолютами, которые существуют, вероятно, так же давно, как мозг или палец.

Но это не относится к вам, рогавикьянцам.

Я не могу точно сказать, что произошло на равнинах Андалина после наступления ледника. Я предполагаю, что случайно возникли какие-то новые силы, сопротивляющиеся среде, и их обладатели приспособились лучше остальных, благодаря то ли удаче, то ли собственному упорству. Они эволюционировали, пока не превратились в абсолютно новых людей.

Вы сами не поняли своей уникальности, поскольку, как и все прочие, принимали себя, как нечто разумеющееся. Теперь я верю твоим рассказам, будто у рогавикьянок и чужестранцев редко бывают общие дети, а если и бывают, то бесплодные. Раньше я думал, что это лишь предлог, чтобы избавляться от нежеланных детей, но дело, конечно, не в этом. Вы, как и все прочие, скрываете истинные мотивы даже от самих себя, так что, похоже, моя догадка верна. Посуди сама.