— Хелло, — спокойно сказал я. — Помните меня? Ваш дружок Мэллой.
Тут она меня вспомнила. Она сделала глубокий вдох, оттолкнулась от кушетки и твердо встала на красивые ножки.
— Как вы сюда попали? — спросила она, а лицо и голос у нее были столь же невыразительны, как оборки на ее блузке.
— Взобрался по утесу. Попробуйте сами когда-нибудь, когда нечем будет возбудиться, — сказал я, проходя в комнату. — И для фигуры хорошо — правда, с фигурой у вас все в порядке.
Она согнула большой палец и уставилась на него, затем, будто для пробы, его укусила.
— Вы же ее еще не видели, — заметила она.
— Ключевое слово в этом предложении «еще»? — спросил я, глядя на нее.
— Как знать. Это зависит от вас.
— Да что вы? — Я сел. — Выпьем? Я уже далеко не такой, как прежде. Вы обнаружите, что от виски мои рефлексы лучше работают.
Она направилась через гостиную к горке.
— Это правда насчет утеса? — спросила она. — На него еще никто никогда не взбирался.
— Леандр еженощно переплывал Геллеспонт, а Гера и наполовину не была такой красивой, как вы, — небрежно сказал я.
— Вы хотите сказать, что действительно вскарабкались на него? — Она вернулась с высоким бокалом, полным виски со льдом. Виски выглядело гораздо соблазнительнее, чем она, но я ей этого не сказал.
— Я вскарабкался на него, — произнес я, принимая стакан. — За ваши красивые черные глаза и за фигуру, которой я не видел — еще.
Она стояла рядом и смотрела, как я отпил сразу треть бокала. Затем рукой, столь же неколебимой, как утес, о котором мы говорили, прикурила сигарету, вытащила ее из своего красного чувственного рта и дала ее мне.
Наши пальцы соприкоснулись. Кожа у нее была жаркая, как в лихорадке.
— Ваша сестра здесь? — спросил я и осторожно поставил виски на кофейный столик рядом.
Она снова задумчиво оглядела свой большой палец, потом посмотрела на меня уголком глаза.
— Джэнет мертва. Она умерла два года назад.
— С тех пор как вы мне это сказали, я сделал уйму открытий, — возразил я. — Я знаю, что та девушка, которую ваша мать около двух лет держала в заточении в санатории, и есть ваша сестра Джэнет. Рассказать вам, что именно я знаю?
Она скорчила гримасу и села.
— Можете рассказать, если хотите, — сказала она.
— Частично это догадки. Возможно, кое-где вы меня поправите, — начал я, устраиваясь поудобнее в кресле. — Джэнет была любимицей вашего отца. И вы, и ваша мать знали, что большую часть денег он оставит ей. Джэнет влюбилась в Шеррилла, который тоже знал, что у нее будут деньги. Шеррилл был довольно эффектный парень, а также в вашем вкусе. У вас с ним была тайная связь, но Джэнет узнала об этом и разорвала помолвку. Последовала ссора между вами двумя. Одна из вас схватила дробовик, и тут, весьма кстати, в комнате появился ваш отец. Кто его застрелил, вы или Джэнет?
Она закурила сигарету и бросила спичку в пепельницу, прежде чем ответить:
— Какая разница? Я, если вам непременно надо это знать.
— В это время в доме жила одна сиделка, Анона Фридлендер. Почему она там была?
— У моей матери было не все в порядке с головой, — небрежно ответила она. — Ну, и она считала, что и у меня тоже. Она убедила отца, что за мной нужно присматривать, и прислала сиделку Фридлендер шпионить за мной.
— Сиделка Фридлендер, когда вы застрелили отца, хотела позвонить в полицию?
Она кивнула и улыбнулась, но черных как уголь и совершенно невыразительных глаз улыбка не тронула.
— Мать заявила, что если это станет известно, меня, вероятно, упекут в сумасшедший дом. Сестра Фридлендер стала возникать. Мать отправила ее обратно в санаторий и заточила там. Только так можно было заставить ее замолчать. Тогда Джэнет принялась настаивать на том, чтобы и меня изолировали, и матери пришлось согласиться. Она отправила меня сюда. Это ее дом. Джэнет думала, что я в санатории. Она узнала, что меня там нет, но она не знала, где я. Потому-то, я думаю, Джэнет написала вам. Она собиралась попросить вас найти меня. А тут от сердечного приступа умерла сиделка Фридлендер. Нельзя было упускать такую хорошую возможность. Мать с Дагласом перенесли тело в Крестуэйз. Мать сказала Джэнет, что я хочу повидать ее, и та пошла в санаторий. Ее заточили в палате сиделки Фридлендер, а сиделку Фридлендер пригласили в постель Джэнет. Довольно умная идея, правда? Я позвонила доктору Бьюли, который жил неподалеку. Ему и в голову не пришло, что мертвая женщина не Джэнет, и он подписал свидетельство о смерти. После этого все было очень просто. Опекуны ничего не заподозрили, и все деньги достались мне. — Она наклонилась, чтобы стряхнуть пепел с сигареты в пепельницу, и продолжала тем же ровным бесстрастным голосом: — О Дагласе я рассказала вам правду. Этот крысенок накинулся на меня, пытаясь шантажировать и вынудил меня купить «Шхуну-Мечту». Служанка Джэнет тоже меня шантажировала. Она знала, что Джэнет не умерла. Затем появились вы. Я подумала, что если я сообщу вам хоть часть этой истории, это поможет отпугнуть Дагласа, но не тут-то было. Он хотел убить вас, но я ему не позволила. Отправить вас в санаторий была моя идея. Я и не думала, что вы утащите оттуда Джэнет. Как только я узнала, где она, я дала указание, чтобы люди Шеррилла доставили ее сюда.
— А застрелить отца сиделки Фридлендер тоже была ваша идея?
Она скорчила гримасу отвращения.
— А что мне еще оставалось? Если бы он сообщил вам, что у нее было больное сердце, вы бы догадались, что произошло. Я ударилась в панику. Я думала, если мы заставим его замолчать и выкрадем бумаги из полиции, то, даст бог, сможем жить дальше. Но теперь я вижу, что никакой надежды нет.
— Значит, Джэнет здесь?
Она пожала плечами.
— Да, она здесь.
— И вы пытаетесь принять решение, что с ней делать?
— Да.
— Есть какие-нибудь идеи?
— Возможно, и есть.
Я допил виски. Мне просто надо было выпить.
— Это вы застрелили Шеррилла и подожгли судно, правда?
— А вы многое узнали.
— Да что вы?
— О да. Я знала, что если его поймает полиция, он тут же меня выдаст. Да и все равно он путался под ногами. Я с такой радостью подожгла это мерзкое судно. Я всегда его ненавидела. Оно хорошо горело?
Я ответил, что горело оно очень хорошо.
— Я все думаю о вас, — сказала она вдруг. — Мы не могли бы сработаться? Бессмысленно отдавать все эти деньги каким-то старым ученым. Осталось почти два миллиона.
— И как же мы могли бы сработаться?
Раздумывая над тем, как мы могли бы сработаться, она укусила себя за большой палец.
