– Вызовем, заберут.
– А Костя где?
– Вон, стул приставил и смотался.
– Смотался?.. Значит…
– Это значит, что мы не ошиблись, – сказал Борис. – Сначала выключился портал, а потом Установка. Костя остался там… там, где он и был в момент слияния.
– Да! – спохватилась Люда. – Так с чего вы взяли, что они не уничтожат тамбур?
– Тебя это до сих пор тревожит? Мы ведь живы…
– Все равно! – настойчиво произнесла она. – Почему?!
«Потому, что никто не станет разрушать свой дом,” – подумал Виктор, но вслух сказал другое:
– Интересно, о чем ты теперь будешь мечтать…
– Мечтаю уже три часа, – ответила она. – Снять эти сапоги.
Мухин взялся за край плиты и, подтянувшись, выбрался на крышу бункера. Вокруг поднимались отвесные стены в опалубке из швеллера. До верха было метров пятьдесят, не меньше.
– Как ты считаешь, сбудется? – спросила Люда.
– Что сбудется?.. Боря, подсади ее… Давай руку…
– Мечта, – сказала она.
– Люда!.. Ты вообще-то понимаешь, что мы в другом мире?
– В чем мы?.. – Она побарахтала ногами и встала на перекрытие.
– Мы в том, что получилось после слияния. Боря! Ну где ты там?!
– Иду! – Борис вылез из проема и озабоченно пощупал больное колено. – Сейчас… Куда торопитесь? Не терпится?
– А тебе что, не интересно?
– Мне-то?.. Поглядим… – Он поднял голову и приложил ладонь ко лбу. – Успеем еще наглядеться…
Мухин закурил и посмотрел на небо. В синем квадрате застыла стрела крана. Больше ничего – ни деревца, ни соседней крыши, ни даже солнца. Только небо и позвякивающий пустой крюк.
– Отдохните, карабкаться мы долго отсюда будем, – сказал Борис.
– Возможно, дольше, чем нам кажется… – добавил Виктор.
– Сегодня мы с вами начинаем… – Мухин, прищурившись, тоскливо оглядел класс. Тридцать семь оболтусов и оболтусих… впрочем, лучше так: тридцать семь оболтусов обоих полов… хотя, скорее – пока еще одного, почти среднего пола… смотрели на него настороженно и, похоже, с такой же точно тоской. По стенам висели щербатые гипсовые муляжи и несколько выцветших плакатов с динозаврами – у каждого, разумеется, были подрисованы гигантские гениталии, почему-то строго мужские, будто самок среди них не водилось. В запертом шкафу стояли две тропические бабочки в стеклянных коробках – идиотские подарки от идиотских родителей, и одинокая банка с заспиртованной аскаридой. Когда-то в кабинете было целое собрание червей, ящериц, птенцов и прочей дидактической дряни, но детское любопытство разорило коллекцию подчистую. Осталась лишь аскарида, настолько мерзкая, что на нее не покушались даже самые извращенные подростки, да еще остался портрет Менделеева, совершенно неуместный, навязанный старой химичкой «всего на недельку» – в позапрошлом году, и… а, уже сказано: так тут и оставшийся. – Сегодня мы начинаем, – повторил Мухин, выйдя из задумчивости, – знакомиться с новой наукой. Биология включает в себя ботанику, зоологию и анатомию. Все эти предметы буду вести я и только я, подменить меня некому, поэтому, если хорошенько помотаете мне нервы, то сможете избавить себя от одного урока в неделю.
Мухин, как опытный пародист, позволил шутке дойти и сработать и, болезненно глянув на яркий свет, продолжил:
– Потом придется наверстывать, а это страшнее… И ботаника, и зоология, и анатомия изучают живой мир, точнее – разных представителей одного и того же… нашего с вами живого мира. Мы тоже являемся частью этого мира, и в конечном счете наш предмет… что?.. – Здесь он на реакцию не рассчитывал, но паузу все же сделал, таковы были законы жанра. – Биология – это то, что вы знаете о себе. Говорю вам откровенно: изучать биологию вы будете всю свою жизнь. Но начнем мы, конечно, с простого. Ботаника. Чистые тетради у всех есть?
Откуда-то издалека вдруг прилетел самолетик и громко тюкнулся в доску, но не упал, а перевернулся вверх ногами… а откуда у него ноги?.. или так: перевернулся вниз головой… еще хуже… одним словом, он перевернулся и спланировал прямо на стол, прямо Мухину в руки.
Кто-то неуверенно гыкнул, но его не поддержали, и класс застыл в ужасе. Мухин меланхолично взял самолетик и покрутил перед глазами. На крыльях, вместо ожидаемых звезд, или не менее ожидаемых свастик, почему-то были начертаны две стилизованные решетки. Или не стилизованные, а схематические, или даже карикатурные, но это были решетки, которые означали… гм, для Мухина, как для всякого взрослого человека, они служили символом несвободы, что же имел в виду десятилетний ребенок – попробуй, догадайся…
Развернув листок, он опять сощурился – не из-за проблем со зрением, отнюдь, а от яркого света, который терзал его в этом кабинете весь сентябрь. Ни спрятаться, ни заслониться от света было невозможно, он разливался повсюду, – Мухин к нему как будто уже и привык, но продолжал страдать. Вот так, тихо страдая, он развернул листок, все-таки сощурился и прочитал:
«Ботаник дурак.
У него грязный пиджак».
Стихи были плохие, но честные – в том смысле, что отражали действительность, как она есть. Действительно, когда он ел, то обронил с вилки клочок свекольного салата себе на правый лацкан. Свеколка в школьном буфете была жиденькая – не только из-за разбавленного майонеза, хотя из-за него тоже – она была жидкой от природы, так сказать, по жизни, или если сказать иначе – по определению. Ею-то Мухин и капнул, причем ни на черный пиджак, ни на вишневый или бордовый – таких у него просто не было, – он капнул на пиджак цвета мокрого песка, единственный приличный пиджак, который он мог носить, хотя теперь уж, пожалуй, что и не мог…
«Ботаник дурак.
У него грязный пиджак».
И ниже, другой ручкой и другим почерком:
«Ботаник must die!»
Это было совсем иное. Это был вызов – пусть и от маленького оболтуса, но прощать Мухин не имел права. Элементарные законы поведения в стаде… ну ладно, не будем… Законы поведения в любом коллективе – неважно, из кого он состоит… так, кажется, лучше, да?.. Так вот, эти законы требовали отвечать мгновенно и максимально жестко – с прицелом на будущее.
Мухин аккуратно сложил бумажку и сунул ее в карман. И, набрав воздуха, рявкнул:
– Диктант! Вырвали все по листочку. Быстрее!
– Виктор Иваныч, а двойной, или одинарный?
– Любой.
– Виктор Иваныч, а в клеточку можно?
– Любой, сказал!
– Виктор Иваныч, а можно половинку, а то у меня эта тетрадка – она вместо той тетрадки, которая у меня…
