— О! Они смогли получить биохимические компоненты вишни так дёшево?
— Нет, конечно. В этих конфетках от вишни одно название — натуральный брэнд… Остальное — простенький синтетик.
— Тогда эти полимерные конфетки совсем не так полезны детям, как настоящие вишни!
— Конечно, нет, но славного старичка и ушастую девочку совершенно не волнует детское здоровье. Их цель — отнять у детей побольше карманных денег… — хмыкнул Джерри.
Вот тут-то Никки была шокирована и, кажется, даже перепугалась:
— И этого старого хрыча не сажают в тюрьму, а показывают по телевизору?!
Каждое утро беззубые пасти медицинских аппаратов заглатывали Никкино тело, долго жевали его и удивлённо выплёвывали. После чего за девочку принималась худощавая жилистая врач, заведующая залом лечебной гимнастики. Она, что-то весело напевая себе под хрящеватый нос, тыкала Никки под рёбра твёрдым пальцем, стучала молотком по прыгающим коленкам и заставляла девочку выполнять десятки болезненных упражнений на разнообразных пыточных устройствах, которые врачи почему-то называли спортивными снарядами.
Днём Никки застревала возле новостных экранов, с восторгом отслеживая кипение жизни человеческого общества, от которого она так долго была оторвана. «Всё-таки непонятно, как они там умещаются!» — поражённо думала она, глядя на густые толпы машин, людей и роботов, циркулирующих в многоуровневом пространстве крупных мегаполисов.
Всё свободное время Никки и Джерри проводили в парке. Они там гуляли, разговаривали, обедали, захватив из кафе подносы с сандвичами и суши, или просто сидели и читали — Никки проглатывала новые книги быстрее, чем съедала десяток рисовых рулетиков с сырой рыбой и рыжими креветками. Ребята исследовали дальние уголки парка и даже сумели забраться на самый высокий холм, хотя Джерри пришлось помогать Никкиной коляске. Под взглядом с холма, который несколько метров не дотягивал до стеклянного неба, сад Лунного госпиталя со вздохом расстался со своими тайнами и съёжился в маленький остров зелени под герметичным прозрачным куполом, не пускающим драгоценный кислород в космос.
На склоне холма валуны обступили глубокую узкую расселину. Нора? Друзья стали весело гадать, кто там может жить.
— Однажды я бродил по лесу возле нашего дома… на Земле, — вспомнил Джерри, — и вдруг провалился выше колена в дыру возле куста ежевики. Вытащил ногу, смотрю — глубокая яма и брёвна какие-то. Папа решил, что это старая землянка, и сказал: «В этих местах жила легендарная индейская принцесса Покахонтас. Наверное, в землянке лежат древние индейские сокровища — ведь должны были многочисленные женихи приносить этой принцессе подарки!»
Я, конечно, стал просить его: давай раскопаем подземный дворец принцессы! А он засмеялся и пообещал: «Обязательно, но попозже, когда время свободное будет…» Так и не успели… — Вдруг Джерри замолчал и отвернулся от Никки, потом вскочил на ноги и, не оборачиваясь, бросился в гущу леса.
— Джерри! — вскрикнула Никки, но мальчик уже исчез. Никки с трудом развернула коляску и с расстроенным лицом двинулась за ним, пытаясь найти дорогу между огромными валунами. Она умела бороться со своими печалями, но от чужого горя у неё противоядия не оказалось, и девочка стала непохожей на обычную себя — весёлую и жизнерадостную. На середине спуска её коляска намертво застряла между камнями. Девочка обвела глазами густую листву вокруг, и её лицо исказила гримаса боли.
— Кто это с нами сделал? За что?! — с гневом спросила она притихшее пространство, и поручень кресла хрустнул под её ладонью.
Минут через двадцать Джерри вернулся и нашёл застрявшую в камнях коляску. Он покраснел, несмело поднял руку и прикоснулся к плечу грустной девочки.
— Я не хотел, чтобы ты видела меня раскисшим, — с трудом сказал он. — Вот и бросил тебя в этих валунах. Извини, Никки.
— Джерри, мужчины тоже имеют право плакать, а уж я давно мечтаю порыдать в чью-нибудь жилетку… — печально ответила Никки.
— Давай-ка вытащим твою коляску, — вздохнул Джерри.
Это был единственный раз, когда Джерри увидел Никки по-настоящему грустной, всё остальное время она по-прежнему радовалась жизни. На следующий день Джерри долго и с удовольствием смотрел, как хохочущая Никки пытается догнать на коляске убегающую по лужайке игривую Тамми. Когда девочка, радостная и раскрасневшаяся, подъехала к нему, он сказал серьёзно:
— Наверное, быть счастливым — это талант. Можно радоваться жизни, сидя в инвалидной коляске, живя в пещере и питаясь травой, а можно остаться мрачным ипохондриком, имея всё, что только можно себе представить… И как тебе удаётся быть такой весёлой?
Запыхавшаяся Никки вскинула на Джерри синие глаза и неожиданно принялась отвечать на этот, в общем-то, риторический вопрос.
— После аварии я долго барабанила в покорёженную дверь рубки — пока окончательно не поняла, что родители больше не выйдут оттуда. Но я не могла представить их мёртвыми… — сказала Никки, странно побледнев. — Тогда я решила для себя, что они там живы, но по-особенному: выйти не могут, но волнуются и следят за мной. Я стала думать, что мои мама и папа хотели бы от меня в нынешнем положении. И гениально решила, что они хотели бы, чтобы я ХОРОШО СЕБЯ ВЕЛА: ела три раза в день — пусть даже эту мерзкую, но полезную кашу! Чистила зубы, умывалась, заправляла постель, делала гимнастику… А ещё они были бы рады, если бы я читала книжки, рисовала, играла, смеялась — невзирая на сломанную шею и одиночество. Если я буду это всё делать, то они будут довольны, если нет — то они расстроятся…
Девочка провела рукой по погрустневшему лицу.
— Может, это мне подсказал Робби, который умён, как трёхсотлетняя черепаха… но до сих пор поражаюсь, как я смогла в то время понять — интуитивно и простыми словами! — главную истину этого мира: все родители хотят, чтобы их дети были счастливы.
Никки посмотрела, прищурившись, на зелёную лужайку с оленями.
— Дети для родителей — это их бессмертная душа, протянутая в будущее с надеждой на счастье. Если ты посмел стать несчастным, то ты не оправдал их ожиданий… Понимаешь?.. Предал их самые главные в жизни — и в смерти — надежды… Это я, конечно, сейчас так формулирую… А тогда… я загнала свой скулёж куда-то очень глубоко и стала назло всему радоваться жизни — может, сама научилась, или у моих родителей оказалась весёлая бессмертная душа… — бодро закончила Никки свой рассказ. — Теперь ты лучше понимаешь, почему я такая? — спросила она у Джерри и звонко рассмеялась, поразив его этим смехом чуть ли не больше, чем самим рассказом.
