С этим она повернулась и ушла на кухню.
— И еще одно, — сказал доктор. — Существенное. Отчего мы такие вареные? Вагоны не разгружали, кровь не сдавали…
В геопатогенные зоны я не верю…
— Возможно, придется поверить, — сказал Крис. — С наскоку нам это дело не одолеть. Придется собирать рассеянный материал, его должно быть много. Может быть, слишком много. Есть у меня такое предчувствие. На крышу бы сбегать, да сил сегодня нет…
— А что у вас на крыше? — спросила Ираида.
— Астральный пост, — ехидно сказал доктор.
— Этим ученым главное — ярлык приклеить, — лениво сказал Крис. — Просто оттуда, Ирочка, всю Москву видно. А когда видно — тогда и понятно… кое-что… Завтра вместе слазим, покажу.
— Вы лучше сразу договоритесь, за кого она замуж пойдет, — сказала мудрая Хасановна из кухни. — Пока прописку московскую не отменили — пусть все будет по закону.
— Ага, а то я будто сюда невеститься приехала! — сказала Ираида.
— Все леди делают это, — сказал доктор. — Женя, сколько у тебя было жен?
— Богато, — отрезал Коломиец.
— Да ты и родственник, — сказал доктор. — Придется нам разыгрывать девушку в орлянку, как те купцы.
Ираида поднялась.
— Это еще зачем? — спросила она напряженно.
— Власти у нас странные, — объяснил Коломиец. — То нельзя, это нельзя. Хотя по Конституции все можно. Но, чтобы в конфликт не вступать, мы все делаем как бы по-ихнему. И они довольны, и мы. Ты, Ирка, главное, не беспокойся. Это называется фиктивный брак. Люди при нем иной раз только на разводе и встречаются.
— Вот она, Москва: не душу испоганит, так паспорт! — заявила Хасановна. — А без этого нельзя?
— Можно, — сказал Коломиец. — Но трудно. Иногда, бывает, так тормознет…
— Вы девушку мне не тираньте, — непоследовательно сказала Хасановна. — Может, она сама хорошего человека успеет найти.
— В Москве? — усомнился доктор.
— А что вы имеете против Москвы? — возмутилась Хасановна. — Это сердце нашей Родины…
— Скорее, шанкр, — сказал доктор. — И такие большие шанкры бывают только в России!
— Дора Хасановна, — начал было Крис, — иногда вы меня просто изумляете своей нелогичностью…
Но Хасановна вернула разговор в прежнюю колею:
— У нас на Октябрьской площади старичок один бывает одинокий. С четырнадцатого года.
— С четырнадцатого года одинокий? — испугалась Ираида.
— Рождения четырнадцатого года. В наркомате средмаша был главным секретчиком. Родственников нет, я проверяла.
Помрет, наверное, скоро. Квартиру партии завещал…
— Что же вы, Дора Хасановна, сами-то ушами хлопаете? — возмутился доктор.
— Так он же Нину Андрееву поддерживает! — в ответ возмутилась Хасановна. — Подлинный коммунист не вправе связать свою судьбу с гнусным фракционером! Я от скоропалительного брака с троцкистом Флейшманом до сих пор отмыться не могу…
— Строго у вас, — с уважением сказал Коломиец.
«Настоящий чай», наконец, достиг кондиции. Для полной зрелости его сдобрили добрым ирландским виски и вересковым медом.
— Начнем с самого простого, — сказал Крис, отставив пустой стакан. — С самого примитивного. С пещерного. Не кажется ли вам, господа, что физическое наше состояние вполне укладывается в описание встречи простого обывателя с энергетическим вампиром? Только без вампира.
— Не бывает, — сразу сказал доктор.
— Да я знаю, что не бывает. Но описания-то существуют.
— И что из этого? — спросил доктор.
— А то, что неплохо бы нам собрать побольше фактов такого вампиризма и наложить их на карту умертвий.
— Это к колдуну Митрофанову, — сказал доктор. — Он по этой части дока.
— Возьмешь на себя? — спросил Крис.
Доктор кивнул. Посмотрел на часы, потянулся к телефону.
— Не поздно? — спросил Крис.
— А он спит с четырех до семи. Один раз ночью, один раз днем. Иннокентий Михайлович? Добрый вам вечер, Стрельцов беспокоит. Здоров, вполне здоров, чего и вам желаю. Что? Нет, просто устал. Да. Вот он, здесь сидит, привет передает, да. М-м, вот это да. Хорошо. А мы и сами хотим с вами увидеться. Да, по делу. Видите, как удачно сложилось! Господи, да хоть сейчас! — он усиленно заморгал правым глазом. — Нет, лучше мы к вам. Вдруг ваша картотека понадобится.
Он положил трубку. Обвел всех глазами.
— Я, конечно, могу показаться смешным, — сказал он, — но Митрофанов потерял свои «роллексы». А я зачем-то потребовал крепкого чаю. Вам не кажется, что это судьба?
— Ну, как решим: выдаем Ираиду за старого большевика или пустим меж себя? — вернулся к забытой проблеме Коломиец.
— Утром разберемся, — сказал Крис. — Это требует мозговых размышлений. В отличие от текущих дел, которые лучше думать ногами.
— Где он живет, ваш колдун? — Коломиец тяжело поднялся, с сожалением ставя на стол второй недопитый стакан.
— В Мневниках, — сказал доктор. — Я дорогу знаю, покажу.
Колдун Митрофанов занимал семикомнатную двухуровневую квартиру в каком-то совершенно рядовом обшарпанном доме. Все окна его квартиры были забраны фигурной ковки решетками с семилучевыми звездами в центре и стилизованными залманами в углах.
Если бы не слава лютого бабника («Избавляю от бесплодия по фотографии!»), Митрофанов сошел бы за евнуха: и него был скошенный подбородок, круглое доброе лицо и высокий вкрадчивый голос. Халат был соответствующий, войлочно-зеленый, с золотыми кистями и золотым орнаментом по обшлагам и полам, в таком халате его пропустили бы в любой гарем Абу-Даби… и напрасно, ох, напрасно…
От прочих российских колдунов Митрофанов выгодно отличался биографией. До семьдесят девятого года он был вторым секретарем пензенского обкома, но после отравления грибами и неоднократной клинической смерти осознал высшие истины, закопал в лесу партбилет и начал прорицать и врачевать. Руку он набивал на бывших товарищах по партии, поэтому даже в советские времена милиция его не трогала…
— О-о, целая делегация! — воскликнул он, встречая гостей.
— И юная красавица с вами! Позвольте представиться:
Иннокентий. Для друзей Кен. Наверное, вам уже сказали, что я колдун?
— Сказали, — кивнула Ираида, — как без этого?.. Я — Ираида. Для друзей.
— А живых врагов у нее нет, — сказал доктор.
— Вообще-то я колдунов видела, — протянула Ираида с сомнением.
— Где? — живо заинтересовался Митрофанов.
— Гусары, молчать! — торопливо сказал доктор.
— И правда, помолчите-ка, — нагрубил всем Крис, обвязал лоб хайратником и медленно двинулся по комнатам. Все послушно сидели и ждали, и даже Митрофанов стал робок и тих.
