Почти все это объяснил Джуди Рейнхарт - добрый, снисходительный, умный, тактичный Рейнхарт. После скандала в Болдершоу-Фелл он стал относиться к ней с большей симпатией и давал ей понять, что она ему правится, - по-видимому, он ее жалел. Рейнхарта втянули в дебри межведомственной дипломатии, благодаря чему группа получила возможность работать. Именно в это время вполне проявился его талант руководителя. Каким-то образом ему удавалось и удерживать в узде Флеминга, и отбиваться от начальства, и к тому же он находил время выслушивать каждого, кто являлся к нему со своими мыслями и проблемами. При всем том Рейнхарт скромно оставался на заднем плане, переходя от одной сложной задачи к другой; он был похож на тихую, симпатичную и чрезвычайно умную птицу. Он брал Джуди под руку и совсем понятно рассказывал о том, что они делают, как будто в его распоряжении был неисчерпаемый запас времени и знаний. Но однажды настал момент, когда Рейнхарт уже не мог осмыслить результаты вычислений, и ему пришлось передать бразды правления Флемингу. Дальше Флеминг шел уже один. Теперь Джуди поняла, что счетные машины были первой и великой любовью Флеминга и он был связан с ними узами интуиции, граничащей с волшебством. Однако это никак нельзя было объяснить чем-то сверхъестественным, просто Флеминг достиг невероятного совершенства в овладении языком машин. Двоичное исчисление было для него родной стихией, и часто за какие-то считанные минуты он находил решения, на проверку которых Бриджер и Кристин тратили затем часы напряженного труда. И каждый раз оказывалось, что он был прав. За несколько дней до того, как Бриджер должен был уйти, Рейнхарт пригласил его и Флеминга на совещание. Оно длилось гораздо дольше обычного, а после окончания профессор отправился прямо в министерство. На следующее утро Рейнхарт и Флеминг поехали в Уайтхолл.
– Итак, все в сборе? Голос Осборна, несколько напоминавший лошадиное ржание, разносился по всему залу заседаний. Вокруг длинного стола, разбившись на группы, стояли и разговаривали человек двадцать. На полированном красного дерева столе их ожидали бювары, стопки чистой бумаги и карандаши, а по центру стола через правильные интервалы выстроились серебряные подносы, на которых стояли графины с водой и стаканы. На одном конце стола покоился большой кожаный бювар с тиснением по углам - для Главного. Ванденберг и Уотлинг стояли в одной группе, Рейнхарт и Флеминг - в другой; кружок почтительных чиновников в темно-сером образовался вокруг ослепительной дамы в ярком костюме. Осборн опытным взглядом оглядел собравшихся и кивнул самому молодому из темно-серых, стоявшему у двери. Тот выскользнул в коридор, а Осборн занял свое место у стола.
– Кхм, - коротко проржал он, и присутствующие неторопливо направились к своим местам. Ванденберг по приглашению Осборна сел по правую руку от председательского кресла. Флеминг, сопровождаемый Рейнхартом, демонстративно уселся у дальнего конца стола. Наступило благоговейное молчание, затем дверь распахнулась и на пороге появился сам Джеймс Роберт Рэтклифф, министр науки. Когда два-три молодых человека сорвались было с места, он благосклонно махнул рукой: "Сидите, сидите, милые мои!" - и занял свое место перед кожаным бюваром. У министра была великолепно ухоженная седая шевелюра, бело-розовое, дышащее здоровьем лицо и очень сильные, короткие и цепкие пальцы: нетрудно было представить себе, как он черпает то, что ему нужно, целыми пригоршнями. Министр приветливо улыбнулся собравшимся.
– Здравствуйте, господа. Надеюсь, я не заставил вас ждать? Наиболее нервные из присутствующих, покачав головами, пробормотали:
– Нет!
– Как поживаете, генерал? - Рэтклифф царственно улыбнулся Ванденбергу.
– Да, старость не радость, - ответил тот, хотя отнюдь не был ни старым, ни удрученным. Осборн кашлянул.
– Позвольте представить вам собравшихся.
– Да-да, благодарю вас. Я вижу здесь несколько новых лиц. Осборн по очереди назвал всех, и каждому министр благосклонно кивал головой или приветливо делал ручкой. Примадонна в ярком костюме оказалась некой миссис Таит-Аллеи из министерства финансов и представляла комиссию по субсидиям. Когда наконец очередь дошла до Флеминга, министр изменил форму приветствия:
– А, Флеминг! Надеюсь, опрометчивых поступков больше не будет? Флеминг бросил на него взгляд через стол.
– Я помалкивал, если вы это имеете в виду.
– Именно это, - любезно улыбнулся Рэтклифф. Он уже кивал Уотлингу.
– Мы постараемся не отнимать друг у друга слишком много времени. - Он откинул свою великолепную римскую голову и посмотрел через стол на Рейнхарта. - У вас, кажется, есть для нас новости, профессор? Рейнхарт скромно кашлянул в белый кулачок.
– Анализ выполнил доктор Флеминг, может быть, он…
– Прошу прощения, - расцвела в улыбке миссис Таит-Аллеи, - а как же мистер Ньюби? Мистер Ньюби, маленький, тощий человечек, по-видимому, привык к подобным щелчкам по носу.
– О, неужели, - сказал Рэтклифф. - Так восполните упущение, Осборн. Осборн восполнил.
– Ну, а теперь? Двадцать пар глаз, в том числе и глаза министра, уставились на Флеминга.
– Теперь мы знаем, что это такое, - сказал Флеминг.
– Грандиозно! - воскликнула миссис Тэйт-Аллен. - Так что же это? Флеминг пристально посмотрел на министра.
– Это программа для счетной машины, - произнес он ровным голосом.
– Программа для счетной машины?! Вы уверены? Флеминг только кивнул в ответ. Все заговорили сразу.
– Прошу вас, господа! - повысил голос Осборн, постучав по столу. Говор улегся. Миссис Таит-Аллеи подняла руку в голубой перчатке.
– Боюсь, господин министр, здесь не всем известно, что такое программа для счетной машины. Флеминг принялся объяснять, а Рейнхарт и Осборн облегченно вздохнули и откинулись на спинки кресел: дитя вело себя хорошо.
– А вы уже испытывали эту программу на вычислительной машине? - поинтересовалась миссис Тэйт-Аллеи.
– Мы пользовались машинами, для того чтобы расшифровать передачу. Но у нас нет такой машины, в которую можно было бы загнать всю программу целиком, - Флеминг постучал пальцами по бумагам. - Для этого программа слишком велика.
– А если бы вы имели доступ к большей счетной машине? - спросил Осборн.
– Дело не только в размерах. Собственно говоря, это нечто большее, чем просто программа.
– Ну, а что же это? - спросил Ванденберг, устраиваясь поудобнее: заседание обещало затянуться.
– Видите ли, она распадается на три раздела, - Флеминг переложил свои бумаги, будто это могло что-то объяснить. - Первая часть, так сказать, техническое задание, проект, вернее, набор математических условий, который может быть интерпретирован как техническое задание. Вторая часть - это собственно программа, точнее, система команд, как мы ее называем. И третья, последняя часть
