— Всю жизнь, — улыбнулась Тревис.
— И вам наверняка знакомы различные виды вирусов?
— Конечно. Я постоянно пишу программы для защиты от них.
— Антивирусы? — глаза Рино бегали по монитору.
— И их тоже.
— Значит, вы должно быть хорошо знаете свойства разных вирусов.
— Да, знаю.
— Прекрасно, — Садри отвернулся от компьютера и посмотрел на нее. — Тогда скажите, может ли вирус самоуничтожиться при попытке взлома?
— Теоретически может. Если в нем есть специальная команда. Хотя… — Лилиан задумалась. — В самоуничтожении вируса нет никакого смысла.
— Почему же?
— Потому что вирус — это специальная программа, направленная на осуществление определенных вредных действий в компьютере. Когда он попадает в операционную систему, он тут же начинает исполнять предписанные ему команды. Я хочу сказать, что когда вирус уже сделал свое черное дело, в самоуничтожении даже при попытке взлома нет смысла.
— К сожалению, но именно это и произошло, — признался агент. — Мы пытались вскрыть этот пресловутый «Гефестион 13», и он сам себя удалил.
Тревис лишь развела руками в ответ.
— Лилиан, вы могли бы нам помочь? — попросил Садри.
— Что? — она удивленно посмотрела на него. — Вы просите меня о помощи? В том, чтобы обвинить нас в хакерстве?
— В том, чтобы найти виновного, — поправил ее Рино. — Я не хочу никого ни в чем обвинять, тем более без каких-либо веских доказательств. Но я вижу, что вы — прекрасный специалист, и ваша помощь будет очень весомой для нас.
— В ФБР нет хороших программистов? — Лилиан усмехнулась.
Садри не ответил и лишь смотрел на нее.
— Ладно, — сдалась она. — Я помогу вам, но лишь с той целью, чтобы доказать, что «Риверс Текнолоджис» не занимается такими грязными делами, как распространение компьютерных вирусов.
В маленьком кафе на Мэдисон авеню было как всегда спокойно и уютно. Играла медленная музыка, изредка нарушаемая звоном колокольчика на двери, оповещающего о появлении очередного посетителя.
— Как дела в лаборатории? — Гарри помешал сахар в чашке с чаем и поднял глаза на своего собеседника.
— Идут, — ответил парень, сидевший напротив него.
— Ты подумал о том, что я тебе говорил? — спросил Голдфилд.
— Гарри, это невозможно, — парень покачал головой.
— Но почему?
— Потому что ты просишь меня о том, чего я не могу сделать!
— Дэвид, я не прошу тебя выносить из лаборатории ваши образцы, — Голдфилд придвинулся к нему. — Я лишь прошу дать мне метод…
— Говори потише! — Дэвид перебил его. — Нас же могут услышать, — он обвел тревожным взглядом кафе, в котором они сидели.
— Можно подумать, что все вокруг только и делают, что слушают, о чем мы говорим, — Гарри скрестил руки на груди. — Скажи, чего ты хочешь.
— Чтобы ты меня не просил…
— Дэвид, это вопрос жизни и смерти, — Голдфилд с мольбою посмотрел на него. — Моей жизни!
Его собеседник молчал.
— Ты все равно не сможешь это сделать, — произнес он наконец. — Ты не сумеешь обеспечить все те лабораторные условия, что нужны для осуществления твоего замысла.
— Я все сделаю, — поспешил уверить его Гарри.
Дэвид с сомнением посмотрел на него.
— Ты знаешь, сколько это все стоит? — спросил он.
— Средства — не проблема, — Голдфилд покачал головой. — У меня они есть.
— Как странно, у тебя есть деньги на такой грандиозный проект, и при этом ты живешь в крохотной съемной квартирке в неприметном районе Манхеттена, — задумчиво произнес Дэвид.
— Мне и этого хватает, — пробормотал в ответ Гарри. — Хватит с меня дворцов.
Между ними воцарилось тягостное молчание. Голдфилд первый решился его нарушить.
— Ты единственный человек в этом мире, которому я доверяю и которого считаю своим другом, — проговорил он. — Я прошу тебя, Дэвид… нет, я… я тебя умоляю, помоги мне.
— Ты — сумасшедший…
— Ты прав, — Гарри кивнул. — У меня больше нет рассудка, так же, как и нет во мне больше здравого смысла. Я кажусь тебе безумным, Дэвид? Что ж, так оно и есть.
— Ты безумен не потому, что хочешь это сделать, — произнес парень, сидевший напротив. — Ты безумен, потому что твердо веришь в то, что все получится.
— А мне больше ничего не остается, — Голдфилд сделал тяжелый вздох, — больше ничего не остается.
Его последние слова прозвучали, словно эхо.
— Я не знаю, Гарри, я правда не знаю… Если я выкраду те документы, что тебе нужны, и потом об этом будет известно… Я даже представить не могу, что со мной будет.
— Не надо ничего красть. Просто сделай копии.
Дэвид смотрел на него, раздираемый на части сомнениями.
— Дай мне еще немного времени, — попросил он. — Мне нужно все как следует обдумать. Скопировать все чертежи и расчеты не так легко. Это огромная кипа бумаг!
— А как насчет памяти вашего компьютера? — подсказал Гарри. — Работники лаборатории наверняка ввели все эти данные в память компьютера.
— И что?
— Я могу научить тебя как скопировать эту информацию, — Голдфилд улыбнулся. — Я дам тебе специальный чип, на который ты сможешь все записать. Но для этого ты должен точно мне сказать, где именно находятся нужные файлы.
— Что я должен для этого сделать?
— Сесть за компьютер и как следует в нем покопаться. Я объясню как. Я мог бы прийти к тебе в лабораторию и…
— Не надо, — с тревогой перебил его Дэвид. — Ради всего святого, не приходи в лабораторию. Я сам к тебе зайду, сегодня вечером.
— Хорошо, — Голдфилд улыбнулся. — Я буду тебя ждать.
* * *
Пелла. 1015 год.
Старый Андреас налил в чашку ароматный напиток из глиняного кувшина и поставил его перед Гефестионом.
— Угощайся, — произнес он, по-отечески улыбаясь своему молодому гостю. — Спасибо, что пришел проведать меня, старика.
— Ты же знаешь, мне всегда приятно приходить к тебе, — ответил македонянин, делая глоток.
— Если бы мои дети думали так же, как и ты, Димитрий, — его собеседник вздохнул. — Они почти никогда не приезжают ко мне.
— Приедут, вот увидишь, — Гефестион улыбнулся.
Попасть в родной город почти через тысячу лет разлуки было для него чудом. После долгих веков скитаний и мучений, македонянин рвался на Родину, словно там были ответы на все мучившие его вопросы. Странствуя то с караваном купцов, то со случайными пилигримами, а то и в одиночестве, Гефестион медленно, но верно приближался к родной земле. Однажды по дороге ему встретился одинокий монах, с которым они разговорились и стали попутчиками. Монах рассказал ему о том, что путешествовал в северные земли и теперь возвращается домой, в Галикарнас. Как-то во время разговора он спросил Гефестиона, крещенный ли он, на что тот отрицательно покачал головой. К тому времени македонянин уже давно принял монотеистическую религию и не верил ни в Зевса, ни в прочих античных богов. И когда монах предложил ему принять крещение, он, не долго раздумывая, согласился. Тогда священник крестил его в маленькой речушке и дал ему новое христианское имя — Димитрий.
