— Зачем же им нужно было уничтожать склады? — вдруг спросил сын.
Почему-то Директору очень хотелось, чтобы сын удивился. Чему угодно, только на его глазах, искренне, как много лет назад. Он внезапно осознал, что уже давно и очень остро ему не хватает именно удивления собственного сына — искреннего и непосредственного.
— Должен тебе сказать, — доверительно начал он, — склады они жечь не собирались.
— Как же! — всплеснула руками жена.
Сын вежливо молчал.
— Нет, не собирались, — повторил Директор. — У них другой был замысел. Хотели они выступить по районным каналам с призывом к населению. Это, знаешь ли, посерьезнее. Про склады-то я так, чтобы народ побыстрей поднять. Там некогда объяснять было. Вообще-то склады поджечь трудно, не горят они. А эта банда хотела, чтобы люди сами отказались от Всевозможных Благ, от любой помощи Далеких Друзей. Тут-то и была их основная ошибка! Не знают они людей, — Директор многозначительно поднял палец. — А я знаю. Очень хорошо знаю. Но самое главное, не знали они, что во всех миссиях теперь заложена особая программа. Если кто-то чужой, без допуска туда рвется, вся аппаратура немедленно будет уничтожена. Там ведь не только связь, видео… Там и посерьезнее вещи… Для нас, к слову, тут есть определенный положительный момент. Система индивидуального опознавания настроена на меня, перенастраивать эту механику даже для Далеких Друзей дело сложное и кропотливое. Поэтому, как я слышал, директоров теперь будут менять не через четыре года, а через восемь.
— Что же теперь станет с этими людьми? — так же спокойно и вежливо спросил сын. Ну хоть бы искорка удивления промелькнула в его глазах!
— Их отправят в Центр Перевоспитания. Говорят, очень приличное место. Далекие Друзья ко всем относятся гуманно, даже к нарушителям. Ну, естественно, полечат, разъяснят заблуждения, ошибки и отпустят.
— И поделом им, нахалам, — сказала жена. — Сынок, тебе пудинга не добавить?
— Всех троих в Центр, — повторил сын, задумываясь.
— Почему троих? Четверых, — поправил Директор и наконец-то увидел на лице сына выражение истинного, неподдельного удивления.
— Почему четверых?
— Четвертого совсем недавно поймали. На дороге, что ведет от нас к Научному Центру. Спокойненько дождались, пока он появится. А куда ему деться? Дорога-то одна. И поймали. Об этом мне буквально час назад сообщили.
Да, это было настоящее изумление. Но радость Директора несколько омрачалась тем, что к удивлению сына примешивалось еще какое-то непонятное чувство, затаенное, скрываемое ото всех.
Протекли секунды, и лицо сына вновь сделалось вежливо-безучастным. Он взял с тарелки огурец и с хрустом разжевал.
— Скажи, папа, а как лечат в Центре Перевоспитания?
Этого Директор совершенно не знал, но признаваться в неосведомленности ему не хотелось, и он стал припоминать, какие ходили на данную тему слухи.
— Там показывают объемные фильмы. Собственно, не просто фильмы, а как бы сны… Разного содержания. Наглядно, так сказать, объясняют, какие цели преследуют Далекие Друзья, что было раньше и как стало теперь…
— И какие цели они преследуют?
Директор посмотрел на сына со смутным подозрением, но тот очень внимательно, с ясными глазами ожидал ответа.
— Чай вскипел, — сказала жена. — Тебе какого варенья класть?
— Ты же сам прекрасно знаешь, — укоризненно произнес Директор. — Цель Далеких Друзей — счастье человека. Воспитание в людях доброты и гуманности. Об этом же тебе в училище с первого года твердят. В этом наша вера.
— А если их фильмы не подействуют?
— На кого? — не понял Директор.
— На тех, кого направили на перевоспитание.
— Такого не может быть… Ну, я не знаю… Значит, еще один курс назначат.
«Действительно, — подумал Директор, — а если не подействует?» И тут же вспомнил Канонира, которого забирали в Центр Перевоспитания за буйный нрав и драки с соседями. Это было давно, Директор тогда еще не был директором и женат тоже не был. Спустя год Канонир ненадолго появился в поселке. Сделался он очень тихим, даже робким, и толком не мог или не хотел рассказать, как провел этот год. Отмалчивался, улыбался застенчиво, чего никогда делать не умел. А позже Канонир куда-то пропал. Никто даже не понял, когда именно это случилось, — до того он стал тих и незаметен. И забыли его быстро, будто вовсе не было такого.
— Этого не может быть, — решительно повторил Директор. — Обязательно подействует.
— Ты знаешь, папа, — задумчиво сказал сын. — Может, мне тоже не мешало попасть в Центр Перевоспитания? Не ощущаю я в себе необходимой веры.
— Ты что говоришь, сынок? — всплеснула руками жена. — Разве можно не верить? Отец, ты только послушай, что он говорит!
— Ну знаешь! — Директор от возмущения даже голос потерял. Но только на мгновение. — Марш из-за стола! — гаркнул он. — И чтоб впредь этих глупостей я от тебя не слышал! Мать, понимаешь, из сил выбивается…
Сын вылез из-за стола как обычно, боком, и послушно поднялся к себе в комнату.
Чтобы как следует успокоиться. Директору пришлось выпить один за другим три стаканчика домашней наливки.
В КОМНАТЕ было совсем темно, но Мирто не стал зажигать свет. Он запер дверь, открыл стенной шкаф и, сдвинув в сторону доску на задней стенке, осторожно достал из тайника карабин. От него пахло незнакомыми запахами горелого машинного масла и пороховой гари. Мирто погладил полированный приклад, попробовал взвести затвор. Звонко щелкнул металл, и Мирто испуганно замер. Потом убрал карабин на место, замаскировал тайник и, не раздеваясь прилег на кровать.
«Надо попросить Зверобоя, чтобы научил стрелять, — подумал он. — Зверобой должен уметь. Это пригодится, — думал он засыпая . — Как это сказал Эри про то, что нужно учиться борьбе? В училище это не проходят…»
Эта мысль была последней за сегодняшний день, но на следующий он с ней проснулся, и больше она его не покидала.
