Он мчался через поля и леса, словно дуновение ветра, словно полоса лунного света. Страна людей раскинулась далеко и широко: тенистые деревья, высокие холмы, белые от инея луга, дремлющие в лунном сиянии. Тут и там под звездным небом темнели человеческие усадьбы. Какие-то существа кружились в темноте, но то были не люди. Имрик услышал вой волка, топот маленьких ножек между корнями дуба, заметил блеск зеленых глаз лесного кота. Животные знали, что рядом проезжает ярл альвов, и уходили поглубже во мрак.
Вскоре альв добрался до усадьбы Орма. Овины, сараи и дома прислуги, построенные из грубо отесанных бревен, с трех сторон окружали мощеный булыжниками двор. С четвертой вздымались к небу украшенные резными драконами крыши, выделявшиеся на фоне звезд. Имрик нашел маленькую комнатку с другой стороны дома. Собаки, учуяв альва, зарычали, но прежде, чем успели залаять, Имрик обратил на них страшный взгляд белесых глаз и рукой начертал в воздухе какой-то знак. Собаки отползли, тихо поскуливая.
Как блуждающий ночной ветер, альв подъехал к нужной комнате, колдовским способом открыл изнутри окно и заглянул внутрь. Свет луны упал на ложе, серебристой линией обрисовывая фигуру Эльфриды в облаке распущенных волос. Но Имрика интересовал только ребенок, прижимающийся к матери.
Ярл альвов рассмеялся, хотя лицо его осталось неподвижным, как маска, закрыл окно и повернул на север. Эльфрида вздрогнула, проснулась и прижала к себе спящего ребенка. Глаза ее вновь подернулись туманом беспокойных снов.
В те времена народы Страны Чудес еще жили на поверхности земли, но даже тогда что-то необычайное простиралось над их имениями, словно их подвесили между мирами смертным и сверхъестественным. Место, которое в определенное время могло выглядеть как обычный холм или лес, в иную пору сверкало неземным великолепием. Поэтому люди избегали северных гор, известных как горы альвов.
Имрик ехал в сторону Альвгейта, который выглядел не каменистым холмом, а высоким замком со стройными башнями, бронзовыми воротами и мощеными мрамором дворами. Стены коридоров и комнат покрывали красивейшие волшебные гобелены с меняющимися узорами и сверкающие драгоценные камни. В лунном сиянии жители Альвгейта танцевали за стенами замка. Имрик проехал мимо, направляясь к главным воротам. Копыта его коня разбудили эхо, и невольники-низовики заторопились услужить ему. Спрыгнув на землю, он направился к замку.
Там блеск бесчисленных свечей преломлялся в золоченых и выложенных дорогими каменьями мозаиках, создавая ослепительную игру цветов. Из комнат доносились звуки музыки: плеск арф, причитания волынок и шепчущие, как горные ручьи, флейты. Фигуры на гобеленах и коврах медленно двигались, словно живые; полы, стены и ребристые, закрытые голубоватой дымкой высокие потолки напоминали живое серебро: оно непрерывно изменялось, хотя никто не смог бы сказать, как это происходит.
Имрик спустился в подземелье, где тишину нарушало лишь звяканье его кольчуги. Внезапно его окружила темнота, лишь изредка разгоняемая светом факелов, а воздух подземелья остудил его грудь. Время от времени слышался лишь лязг металла да жалобный стон, отдающийся эхом в сырых коридорах, пробитых в камне. Но ярл не обращал на это внимания. Как и все альвы, он двигался быстро, словно кот, тихо и ловко сходя вглубь темноты.
Наконец он остановился перед дубовой дверью, усиленной бронзовыми прутьями, зелеными от плесени и потемневшими от времени. Только Имрик имел ключ от трех больших замков. Бормоча заклинания, он открыл замки и рванул дверь. Пронзительно заскрипели петли — ведь минуло уже триста лет с тех пор, как дверь открывали в последний раз.
В камере за дубовой дверью сидела женщина из рода троллей, прикованная к стене за шею настолько тяжелой бронзовой цепью, что она могла бы удержать на якоре корабль. Бледный свет воткнутого за дверью факела падал на ее огромное тело, нагое и мускулистое. Она была совершенно лысой, а ее зеленая кожа странно подергивалась. Повернув к Имрику отвратительную голову, она скривила губы в жуткой гримасе, ощерила белые зубы, но глаза ее были пусты, как два черных колодца, в которых можно утопить душу. Имрик держал ее здесь девятьсот лет, и она помешалась.
Ярл альвов взглянул на свою пленницу, стараясь, однако, избегать ее взгляда, и тихо сказал:
— Мне снова нужен подменыш, Гора.
Голос троллицы был подобен раскату подземного грома:
— Хо-хо, — сказала она, — он снова ко мне пришел. Приветствую тебя, кто бы ты ни был, пришелец из ночи и хаоса. Неужели никто не сотрет улыбки с лица вселенной?
— Поспеши, — сказал Имрик. — Я должен совершить замену до рассвета.
— Поспеши, поспеши! Осенние листья спешат по ветру, снег спешит с неба на землю, жизнь спешит в могилу, а боги спешат к забвению. — Голос безумной гремел в подземных коридорах. — Все вокруг — пепел и прах, несомый бездумным ветром, и только бормотание безумцев повторяет музыку звездных сфер. Ха, вот красный петух на куче навоза!
Имрик снял со стены бич и больно стегнул ее. Троллица затряслась и легла на землю. Быстро, поскольку не любил касаться ее холодной, влажной кожи, Имрик сделал все, что требовалось, а потом обошел вокруг нее девять раз против солнца, напевая песню, которой не смог бы повторить ни один человек. Эльф пел, а троллица дрожала, раздувалась и стонала от боли. Когда он обошел ее в девятый раз, Гора закричала так, что заболели уши, и родила мальчика.
Человеческий глаз не отличил бы его от сына Орма, разве что потомок троллицы и альва яростно взвыл и укусил свою мать. Имрик перевязал пуповину и взял подменыша на руки, чем сразу успокоил его.
— Мир — это мясо, гниющее на мертвом черепе, — бормотала Гора. Она вздрогнула, звякнув цепью, и легла на землю. — А рождение — разведение червей. Уже сейчас губы не скрывают зубов трупов, а вороны выклевывают глаза. Ветер вскоре раскидает кости. — Она завыла, когда Имрик закрыл за собой дверь. — Он ждет меня, ждет на холме, под безумными ударами тумана, ждет уже девятьсот лет. Черный петух каркает.
Имрик вновь закрыл дверь камеры на три ключа и торопливо поднялся по лестнице. Создание подменышей не доставляло ему удовольствия, но шанс заполучить человеческого ребенка был слишком ценен, чтобы его упустить.
Выйдя во двор замка, он увидел, что погода испортилась. Черные тучи мчались по небу, месяц бежал от подступающего мрака. На горизонте ярилась гроза, исписывая пространство между небом и землей рунами молний. Ветер свистел и выл.
Имрик вскочил в седло и направил коня на юг. Они неслись мимо вершин и склонов, мчались по долинам и среди деревьев, раскачиваемых ветром. Месяц посылал в мир призрачные белые фигуры, и ярл Имрик казался одной из них.