Почти в одно движение Флориан стянула с головы полотняный платок, а Аш откинула капюшон и сняла шляпу. Она подавила усмешку: "Обе мы слишком привыкли к мужской одежде!" - почувствовала, как расслабляется в расходящемся от свечей тепле занемевшее тело.
Флориан вопросительно взглянула на епископа:
- Теперь будем служить мессу?
- Нет, - твердо ответил маленький круглолицый священник.
- Не будем? - Аш только теперь осознала, что слышит наверху шаги других священников и послушников, но не чувствует запаха тельца и не слышит стука копыт.
- Меня могут обвинить в том, что я слишком старательно увеличиваю население Бургундии, - пояснил епископ Камбре, поблескивая черными глазами, - и в поклонении прелестной плоти, но только не в лицемерии. Мадам дорогая герцогиня Флора, я имел возможность во время совещания в башне Филипа понаблюдать не только за вашим капитаном, но и за вами. Не стану повторять некоторых ваших высказываний. Вы настолько чужды нашей вере, что я не надеюсь за одну ночь примирить вас с Господом.
- Вы, конечно, заблуждаетесь, ваша милость, - поспешно заметила Аш. Наш лекарь... герцогиня, всегда ходила с нами к полевой мессе, а в ее госпитале работают дьяконы...
- Я не служу в инквизиции, - епископ Джон перевел взгляд на Аш. - И умею отличить еретика от доброй женщины, отвернувшейся от Господа, не вытерпев перенесенных страданий. Такова, дочь моя, Флора, и ты тоже. Если ты и хранила веру, боюсь, ты потеряла ее в Карфагене.
Аш скрипнула зубами:
- Задолго до того.
- Вот как? - он поднял мягкую черную бровь. - Но вернувшись из Карфагена, ты принесла рассказы о машинах и устройствах, о породе людей, выведенных как быки Митры, и ни слова о Руке Божьей, "Дева Бургундии".
Аш поежилась под плащом, невольно прижав сжатый кулак к животу.
Епископ снова обратился к Флориан:
- Я не могу отлучить вас от причастия, если вы о нем попросите, но могу настоятельно советовать не просить.
Флора дель Гиз обхватив себя руками, досадливо вздохнула. Складки одеяния величественно ниспадали на неровные терракотовые плитки пола. Теплый свет добавил золотистого блеска ее волосам, освобожденным от платка и свободно рассыпавшимся по плечам, но горячие блики только подчеркивали ее осунувшиеся черты.
- Чем же мы, в таком случае, займемся? - холодно поинтересовалась Флора. - Так и просидим всю ночь? В таком случае, для вашего герцогства было бы полезнее дать мне выспаться.
Епископ Джон смотрел на нее сверкающими глазами.
- Ваша милость, я - слуга церкви, обзаведшийся немалым количеством подающих надежды отпрысков, и боюсь, будут и новые: плоть слаба... Мне ли бросить в вас первый камень? Но даже без мессы, это ваше Бдение.
- Что означает?..
- Это вы узнаете, окончив его, - епископ Камбре протянул руку, коснувшись алтарного камня, словно в поисках ободрения. - Как и все мы. Простите меня, если я замечу, что мессир де Ла Марш не меньше меня стремится узнать, как вы его проведете.
- Не сомневаюсь, - буркнула Аш. - Ладно, значит, без мессы, но что же ей делать, ваша милость?
Огоньки свечей качались и мигали, по мозаичным стенам носились тени. Горький дымок пробрался в горло Аш, и она с трудом сдержала кашель.
- Она примет герцогскую корону, если такова будет воля Божья. Я советую провести некоторое время в медитации, - епископ чуть поклонился в сторону Флоры.
Аш не вытерпела и все-таки раскашлялась. Вытерла слезящиеся глаза и сказала:
- Я думала, у вас все расписано, ваша милость. Вы хотите сказать, что Флориан может делать, что хочет?
- Мой брат Карл провел здесь четырнадцать часов в непрерывной молитве - в полной броне. Тогда я понял, какого герцога мы получили. Помню, отец рассказывал, что он запасся вином и закусывал его жареным мясом Тельца, пухлые губы епископа дрогнули в улыбке. - Он не говорил, однако я догадываюсь, что компанию ему составляла какая-то женщина. Чтобы ночь в холодной часовне не казалась слишком долгой.
Аш поймала себя на том, что одобрительно улыбается сводному брату Карла, сыну Филипа.
- Вы же, - продолжал тот, обращаясь к Флоре, - привели с собой женщину. Женщину, которая одевается как мужчина.
Аш перестала улыбаться.
- Как вы догадываетесь, - заметил епископ, - со мной говорила ваша тетушка, Джин Шалон.
- И что же она сказала?
В ответ на повелительный вопрос Флоры лицо маленького епископа выразило искреннее огорчение. Аш, привыкшая иметь дело с людьми его сорта, обладающими той же властью, размышляла: "Что же могла сказать ему старая корова? Две минуты назад Флора была для него "дорогая герцогиня"!" Епископ ответил напрямик, с отвращением в голосе:
- Правда ли, что у вас была любовница-женщина?
- А, - в улыбке Флоры не было ни капли веселья. - Позвольте, я угадаю. У этой высокородной ханжи племянница выбилась в герцогини, но та же племянница - позор семьи. Она явилась к вам рассказать, прежде чем слухи выплывут на свет. Сказала, что она должна исповедаться, что считает это своим долгом...
- Прикрой задницу, - прогудела Аш, старательно подражая Роберту Ансельму, и добавила: - Боже, ну коровища! Мало ты ей врезала!
Флора не сводила глаз с епископа.
- Более или менее, - признал Джон. - Сказала, что несмотря на преданность семье, она должна предупредить меня, что вы не только одеваетесь по-мужски, но и действуете как мужчина в других отношениях.
Несколько секунд длилось молчание. Флориан все смотрела на епископа.
- Официальное обвинение состояло в том, что она, будучи еврейкой, лечила пациентов-христиан.
- Она?
- Эстер. Моя жена, - Флориан улыбнулась, устало и безрадостно. - Моя любовница-женщина. Все это можно найти в докладах Пустому трону.
- Над Римом Тьма, и добраться туда невозможно, - вмешалась Аш. - Ты не обязана ничего говорить.
- О, но мне хочется высказаться, - глаза Флориан пылали. - Пусть этот епископ знает, с кем имеет дело. Потому что я все равно герцогиня!
Аш показалось, что епископ Камбре как-то сжался при этих словах.
- Эстер стала моей любовницей, после того как мы закончили курс медицины в Падуе, - Флориан сжала руки, комкая одежду на груди. - Она никогда, ни на минуту не считала меня мужчиной. Когда нас арестовали в Риме, у нее был новорожденный ребенок. Мы не слишком хорошо ладили. Из-за этого.
- Как ребенок?.. - Аш запнулась и покраснела.
- От какого-то мужчины, с которым она переспала ночь, - с презрением пояснила лекарь. - Она его не любила. Из-за этого мы тоже ссорились. Но больше из-за Иосифа - из-за младенца. Наверно, я ревновала. Она уделяла ему так много времени. Мы провели в камере два месяца. Иосиф умер, от пневмонии. Мы не смогли его вылечить. На следующий день они вывели Эстер из камеры, приковали к столбу и сожгли. На следующий день мне сообщили, что тетушка Джин заплатила за меня выкуп, и я вольна отправляться, куда пожелаю, лишь бы покинула Рим. Аббат сказал, что им приходится сжигать содомитов-мужчин, но не имеет значения, что делает женщина. Мне только воспретили заниматься медициной.
