хорошего из этого не выйдет. В важных вопросах мы должны быть современными и разумными. Я мамина, я предана ей, но стоит нам провести вместе больше недели подряд, мы начинаем чертовски действовать друг другу на нервы. Ее зимние приезды в самом деле помощь для Хэтти – у нее как раз полно хлопот с детьми. К нам пусть приезжает надолго летом, а в промежутках путешествует, как ей всегда хотелось, с этой ужасной миссис Твид. Разумеется, это не значит, что всю финансовую сторону мы должны переложить на Хэтти и Джо. У нас есть своя доля обязанностей, и я на ней настаиваю. Но, по-моему, люди должны иметь некоторую независимость даже в пожилом возрасте, их нельзя переправлять от одних родственников другим, как посылки, – как было с тетей Вай! С твоей стороны было более чем мило согласиться, дорогой Том. Но ты же видишь, как обстоит дело.
Том Кэрролл с некоторым облегчением понял, что вряд ли миссис Фэншоу станет постоянным дополнением их семейства, и уступил. Не то чтобы он недолюбливал миссис Фэншоу. С этой довольно нервной дамочкой он прекрасно ладил, что было странно, если учесть, какими разными они были с Клэр. Порой ему приходило в голову, что миссис Фэншоу, насколько он знал, никогда не отличалась стремлением к самостоятельности, и строительство полной независимости в возрасте шестидесяти семи лет может оказаться нешуточной задачей. Но Клэр наверняка знала свою мать лучше, чем он.
Миссис Фэншоу действовала Клэр на нервы и баловала детей – это он видел отчетливо. Но с другой стороны, ее визиты редко оказывались продолжительными. Клэр едва успевала отклонить три-четыре приглашения, чтобы спокойно побыть с матерью, как случалось что-нибудь, побуждающее ее мать уехать. Однако миссис Фэншоу, похоже, нравилось, что он зовет ее «мамой Мэй» и притворяется, будто ревнует к Хэтти и Джо, которые похитили его любимицу. С резким и нервным смешком она советовала ему быть осторожнее в изъявлениях, а не то она поверит ему на слово и останется навсегда. А Клэр терпеливо спрашивала: «Так, мама, ты точно взяла билет? А Том принесет тебе каких-нибудь журналов почитать в дороге». Потом Клэр говорила: «Ох, Том, как ты можешь? Но она в восторге!» – и он что-то мямлил в ответ, на самом деле довольный. Тогда Клэр целовала его и уходила к телефону.
Лишь один из этих визитов получился чуточку неудачным. В тот вечер Клэр была усталой, а разговор, к сожалению, зашел о будущем детей. «Но вы ведь с Томом, разумеется, собираетесь когда-нибудь создать для них настоящий дом?» – сказала миссис Фэншоу. Ну, естественно, не стоило ждать от нее понимания, как он с Клэр относится к «дому» в том смысле слова, которого придерживались в Уэйнсвилле. Хотя уже на следующее утро все наладилось – разве об этом не свидетельствуют два лишних дня нервозного пребывания миссис Фэншоу у них в гостях? Но тот вечер перенес его в прошлое, к обидам Гессиан-стрит. Том Кэрролл был рад, что перед смертью миссис Фэншоу успела побывать у них еще раз.
Она умерла в зале ожидания вокзала в Оберндейле, на обратном пути к Хэтти после приятного месяца, проведенного в гостях у давней подруги миссис Твид. Даже в этом случае она проявила предусмотрительность: начальник станции знал ее и сразу связался с Моррисами, с ее телеграммой произошла какая-то путаница. Позднее выяснилось, что она уже довольно давно была в курсе, что у нее больное сердце.
Он думал, что придется сопровождать Клэр на похороны, но она отказалась наотрез. «Этого я от тебя не потребую, Том. Да, мне будет тяжело одной. Но втягивать тебя я не стану – это нечестно. Пусть наши плохие воспоминания будут у каждого свои, не хочу, чтобы мы приобретали их вместе». Она чуть не впала в истерику по этому поводу – это Клэр-то! И уехала одна.
Он был сам не свой от беспокойства, пока она не вернулась – с белым изменившимся лицом, отказавшись делиться подробностями этих трех дней. «Не спрашивай, Том. Я уже рассказала тебе все, что могла, – да, все были очень любезны, пели ей дифирамбы… но, Том, как же это ужасно. Ужасно. Дичайший, унизительнейший обычай из всех, какие мне известны! Вот что я тебе скажу: носить траур я не собираюсь. Я в него не верю и не стану подчиняться. Все эти черные платья – мама терпеть не могла черное. О Том, Том, когда я умру, не вздумай носить по мне траур!»
Ему пришлось уложить ее в постель, и она наконец затихла. Но самой собой прежней Клэр она стала лишь спустя много месяцев, хотя едва только смогла, снова взяла в руки бразды правления их жизнью и стала сплетать ее еще более искусно и проворно, словно каждая новая нить была драгоценностью, каждая секунда – невосполнимой потерей.
Поэтому, естественно, выглядело совершенно правильным, что на похороны к себе на малую родину в провинцию он поехал один. Любое другое решение было бы чудовищным эгоизмом. Но жаль все-таки, что уснуть не удастся.
Может быть, если он вновь задумается о сияющем кубе из стали и стекла, символе их задуманной защищенности, к нему явится сон. Даже смерть в Нью-Йорке была иной, обезличенной. И для всех, кроме самых видных и влиятельных, проходила незамеченной. Жилец из квартиры 10Б умер, а следующей осенью ее отремонтировали для новых арендаторов. Не прошло и месяца, как его забыл швейцар, газетчик писал другую фамилию на утренних газетах. Фамилия исчезла из телефонного справочника… в октябре состоялся переезд – переезд в другой город, разрастающийся на окраине, с улицами и проспектами лишенных телефонных номеров, наскоро погребенных покойников. Там тоже становишься частью толпы, а твоими соседями – незнакомые люди, как и при жизни. Место твоего обитания будет ухоженным, как и указано в контракте. Никакие призраки никогда не восстанут из пригородной земли. Поэтому Джон Мерритт и Сэмюэл Пай построили дом в глуши, чтобы он служил приютом и убежищем для них самих и их потомков из поколения в поколение. И это было справедливо.
Что-то треснуло в сияющем кубе из стекла и стали. Балки лопались одна за другой и распадались, стекло вываливалось в пустоту, долго падая вниз. Не осталось ничего, кроме озадаченного потерянного духа, пробужденного наконец от долгого сна, чтобы неподготовленным выступить против его бессмертного противника.
С Клэр все хорошо, но она боится смерти. С ним все хорошо, но он боится смерти. С мыслящими людьми, которых они знают, все хорошо, но большинство из них смертельно боятся
