смерти.
Если жизнь, которую они ведут, насыщенна, если это хорошая жизнь, почему же тогда они боятся? Ведь не потому же, что слишком радуются всему, что есть под солнцем, вот им и горько расставаться с миром. Это свойственно смертным и понятно, так было всегда. Но это какой-то более слепой страх.
Клэр скорбела по матери не от горя или раскаяния. Больше всего она скорбела потому, что боялась. И от этого выглядела чудовищем, хотя не была им. Но все равно что-то в этом чувствовалось. Он замечал это в ней, потому что замечал и признавал в самом себе. Лежа без сна, он боялся завтрашнего дня. Но насколько он знал, трусом он не был.
Они победили, но где она, эта победа? Они спаслись бегством от Уэйнсвилла и Гессиан-стрит, от Фэншоу, Пая, Мерритта, но куда они бежали? Если уже сейчас им страшно, как они будут справляться дальше, в предстоящие годы? Том Кэрролл услышал, как часы на здании суда пробили пять. А потом, когда ему уже казалось, что он больше не уснет никогда, он уснул.
* * *
Они медленно ехали по Гессиан-стрит к Мейн-стрит, освещенные ярким утренним солнцем. Том Кэрролл стыдился своих сновидений и ночного пробуждения. Никогда еще он не чувствовал себя более надежным, смелым и уверенным, как сейчас, когда сидел рядом с тетушкой Эмми, держа всю свою тактичность и плечо наготове для момента неизбежного срыва. Хвала Богу, Джерри Пай сидел за рулем своей машины. Джерри все только путал. Что касается предстоящего, оно будет всего лишь трогательным и проникновенным – горстка стариков соберется, чтобы оплакать не только одного из них, но и ушедшую красу и славу Уэйнсвилла их юности. Том надеялся, что тетушка Эмми не заметит, как они малочисленны. Но ведь и она стара, а старики живут прошлым. Она сумеет заполнить пустые церковные скамьи лицами, которые когда-то видела на них. И это к лучшему. Владетели Гессиан-стрит и Баунти-стрит правили городом жестко, даже когда впадали в бедность, но этому пришел конец. Достаточно только пройтись по Мейн-стрит и взглянуть на новые имена на вывесках магазинов. Они не застали Гессиан-стрит в зените славы, все эти Капрелло и Шукальски, но преуспели и унаследовали владения. Даже Уэйнсвилл рос и развивался – сохраняя обаяние маленького городка, но был живым. А вот и старая кирпичная церковь из воспоминаний.
Он ловко протянул руку, помогая тетушке Эмми выйти из машины, но она не приняла помощь. Что ж, честь и хвала ее смелости. Он стоял, деликатно загораживая от нее гроб, который выносили из другой машины без окон. Но не успел Том опомниться, как рядом очутился Джерри Пай.
– Тетушка Эмми, – с сомнением заговорил Джерри, – тетушка Луиза действительно хотела, чтобы старый Зенас нес гроб вместе с остальными? Потому что он уже здесь, и будет слишком поздно, если только кто-нибудь не скажет ему…
Он не договорил, сделав неопределенный жест. Том Кэрролл охотно задушил бы кузена. Но каким-то чудом тетушка Эмми не дрогнула.
Она даже прошла мимо Тома Кэрролла специально, чтобы посмотреть на шестерых негров в черных костюмах, уже готовых внести свой груз в церковь. Том Кэрролл тоже посмотрел. Среди носильщиков не было никого моложе сорока лет, их лица были серьезными и степенными, и что-то церемониальное в их манере странно поразило Тома. Они были печальны, но не смущены: они делали то, что считали правильным, и делали это естественно и чинно. Эта церемония запомнится навсегда, даже когда пройдет печаль.
– Зенас, Иорам, Джозеф, Уильям, Генри, Диваут, – полушепотом перечислила тетушка Эмми. – Да, все верно. Верно. Зенас должен быть здесь. Луизе недоставало бы Зенаса. Нет, Томми, давай пропустим их, пожалуйста.
Когда гроб проплыл мимо, покачиваясь на надежных плечах, они последовали за ним. Том Кэрролл начинал удивляться, и это удивление лишь усилилось, когда он обнаружил, что церковь наполовину заполнена, причем не только стариками.
Он привык считать тетушку Луизу тенью тетушки Эмми: в детстве – как вечно спешащую куда-то, но довольно милую особу, мятные леденцы которой оттеняли вкус гнева тетушки Эмми; в зрелом возрасте – как некую ответственность. А священник был молодым, не из Паев и не из Мерриттов, и говорил он о Луизе Пай, в одиночку превратившей обветшалую и убогую «Школу для освобожденных негров» в образцовое учебное заведение того времени, и рассказывал об этом, подразумевая, что его слушатели понимают всю сложность этой задачи и способны оценить ее.
До ушей Тома Кэрролла долетали отдельные фразы – традиционные фразы, постоянно звучащие в церкви, но оратор искренне верил в то, что говорил. «Не считаясь со временем и усилиями», «редкая одаренность», «негромкие многолетние достижения», «сегодня мы можем по праву сказать, что среди нас погас светильник…» Но ведь речь шла о тетушке Луизе!
И после службы, и по пути к могиле, и после церемонии похорон удивление не иссякало. Том не отходил от тетушки Эмми, к нему обращались. Почти все, кто заговаривал с ним, знали, как его зовут. Никому не казалось странным, или особенно любезным, или одолжением то, что он здесь – ведь он сын Джулии Мерритт, который работает в Нью-Йорке. О нем слышно было мало, не то что о Джерри Пае, но само собой, он должен был вернуться. Не только миссис Бейч полагала, что он приехал главным образом на оглашение завещания тетушки Луизы. Его не осуждали за это, просто считали благоразумным. Он не смог бы ничего объяснить, даже если бы захотел. Нечего было объяснять.
Он уже потерял счет случаям, когда ему говорили, что крест из желтых роз прекрасен – неужели с помощью телепатии узнали, что это от него и Клэр? Тому казалось, что крест слишком броский и выглядит неуместно рядом с другими цветами – поздними астрами и первыми хризантемами, цинниями и львиным зевом, бронзой, багрянцем и золотом провинциальной осени. Но об этом он даже не заикался.
Негры, которые несли гроб, знали его. Когда все было кончено, они говорили с ним серьезно, звучными голосами. У тетушки Эмми нашлась занятная фраза для каждого из них. «Спасибо, Диваут. Спасибо, Иорам. Мисс Луиза будет довольна». Если рассказать об этом Клэр, ей это покажется зловещим. Но нет, все просто. Однако она не поверит.
Смутно, как во сне, он вспоминал свои планы поддержки и утешения, когда тетушка Эмми не выдержит. Но по возвращении домой физически измотанным оказалась не она, а он.
Наступил еще один момент, которого он особенно боялся. Прошлым вечером ему удалось поужинать в отеле, но на этот
