— …не требуйте ничего, что не было бы оправдано и…
— А как насчет твоего проспекта-рекламы, Джон? Ты, наверное, просто забыл уточнить, что упоминаемые тобой «монографии» нигде и никем не издавались.
Проглядывавшее между двумя зелененькими, не перестававшими раскачиваться маятником ножками марсианина лицо Форбса побагровело. Медленно приподнявшись с кресла, он уперся обеими руками о край письменного стола.
— Я… я… — пролепетал он.
— Слушай, Джон, а что, если ты им еще и скажешь, что был всего лишь простым лаборантом на кафедре психологии в Конвейре… и уж совсем было бы неплохо упомянуть причину того, за что они тебя вышвырнули оттуда пинком под задницу.
Марсианин, приставив указательные пальцы к вискам, недвусмысленно стал шевелить другими, разразившись каким-то картавым и вульгарным подобием смеха.
Форбс со всей силой двинул кулаком., и взвыл от боли, поскольку удар пришелся на массивную металлическую лампу, которую марсианин скрывал своим телом.
Он отдернул руку и ошалевшим взглядом стал рассматривать ее сквозь мельтешащие перед глазами ноги марсианина. И вдруг буквально в следующее мгновение в комнате уже не было никаких марсиан.
Бледный как смерть Форбс медленно сел в кресло и тусклым, ничего не выражавшим взглядом уставился на людей, сидящих перед ним, как бы спрашивая — кто они такие и почему они здесь. Рукой прошелся по лицу, словно пытаясь отодвинуть что-то, чего уже там и не было. Потом промямлил:
— Что касается наших отношений с марсианами, важно помнить… — после чего замолк, опустил голову на руки, лежавшие на столе, и начал всхлипывать.
Женщина, сидевшая ближе всех к столу, мисс Джонстон, встала и положила руку на его плечо:
— Мистер Форбс… мистер Форбс, с вами все в порядке?
Вместо ответа — рыдания.
Все встали. Мисс Джонстон повернулась к ним:
— Думаю, в данной ситуации нам лучше всего уйти и… (она собрала шесть банкнот)… в конце концов, полагаю, что они по праву остались за нами.
Она раздала их присутствовавшим, не забыв и себя. Все вышли из комнаты (некоторые на цыпочках), кроме Льюка и его соседа, мистера Грехэма, который успел ему шепнуть:
— Останемся. Возможно, ему понадобится наша помощь.
Оба подошли к Форбсу, подняли его голову и усадили в кресло. Глаза «доктора психологии» были открыты, но смотрели на них ничего не видящим взглядом.
— Он в шоковом состоянии, — сказал Грехэм. — Возможно, он и придет в себя, но… — в его голосе слышалось сомнение. — Может, нам вызвать какого-нибудь коновала?
— Похоже, он повредил руку. Пожалуй, стоит позвонить врачу..
— Нет необходимости звонить. Случай серьезный. Какой-то медик держит кабинет в этом здании. Когда я подъехал, в его окнах еще горел свет.
Они оставили врача в кабинете Форбса, подробнейшим образом объяснив ему, что здесь произошло, и доверив ему решать, какие дальнейшие шаги следует предпринять.
— В принципе был нормальный тип, только вот нервишки подвели, — проронил Грэхем, когда они спускались по лестнице.
— Да и идея его неплоха, пока тоже не подвела. Как-то мне от всего этого погано на душе. Кстати, я в полной растерянности, где мы все же с вами раньше встречались?
— Может быть, в «Парамаунте»? Я там проработал шесть лет… до того, как пару недель назад они закрылись.
— Ну конечно же! Вы работали на монтаже. А я года два назад как-то был у вас, пытался наскрести что-нибудь на сценарий. Но потом оставил это дело. Не по мне оно. Ведь я писатель, а не сценарист.
— Да, припоминаю. Скажите, Деверо…
— Зовите меня просто Льюк. А ваше имя… Стив, не так ли?
— Совершенно верно. Вот такие дела, Льюк. Я тоже себя как-то паршиво чувствую. И у меня вполне четкие планы в отношении того, как потратить те пять долларов, которые я только что заполучил обратно…
— Они наверняка совпадают с моими. Так как, купим и пойдем к вам или ко мне?
Выбор в конце концов пал на комнату Льюка, поскольку вместе со Стивом жили его сестра и зять, да еще их дети. Были и другие неудобства.
Рюмка за рюмкой, и оба к концу вечера прекрасно справились со своими черными мыслями и подавленным настроением. Выяснилось, что Льюк намного сильнее в этом деле. К полуночи Грехэм уже не держался на ногах; Льюк еще кое-как соображал, хотя временами отключался.
Он безуспешно пытался растормошить Грехэма, но видя, что все впустую, решил продолжить пить в гордом одиночестве, наедине со своими мыслями. Ему до чертиков хотелось с кем-нибудь поболтать. Хоть бы какой-нибудь марсианин появился! Говорить сам с собой он не мог, поскольку не был ни в достаточной степени пьяным, ни сумасшедшим.
— Слава богу, пока что нет, — уточнил он громко.
Возможно, именно эта, вырвавшаяся непроизвольно фраза заставила его замолчать и уйти в себя.
Подумал о бедном Форбсе, которого они с Грехэмом, в сущности, бросили в беде. Надо было хотя бы подождать диагноза врача, чтобы знать, излечим этот случай или уже нет.
Можно было бы позвонить врачу. Конечно, но он уже не помнил его имени.
Может, позвонить в психиатрическую больницу? А вдруг Форбса доставили туда? Да, Марджи могла бы его об этом проинформировать, ведь она там работала. Но у него не было ни малейшего желания говорить с нею. Хотя почему это… Ну уж нет. К чему ворошить старое. Они давно развелись. С какой стати звонить ей? Нет, пошла она и вообще все женщины подальше…
И тем не менее он спустился в холл и подошел к телефону. Если и шатался, то совсем самую малость… но для того, чтобы найти нужный номер в телефонной книге и набрать его, пришлось закрыть один глаз.
Спросил Марджи.
— Простите, как ее фамилия?
— Э… — в голове возник какой-то провал, и он никак не мог вспомнить ее девичью фамилию. Потом все-таки она откуда-то всплыла, но он подумал, что у нее наверняка пока еще его фамилия, так как развод пока не был оформлен официально.
— Марджи Деверо, — и добавил: — Медсестра.
— Минуточку.
Через некоторое время в трубке раздался голос Марджи:
— Слушаю?
— Добр’ночи, Марджи. Это Льюк. Я тебя поднял с постели?
— Нет, я в ночной смене. Рада слышать твой голос. Я так волновалась за тебя.
— Правда? Неужели за меня? Со мной все в порядке. А чего это ты волновалась?
— Ну… сам знаешь… марсиане. Столько людей… Короче, беспокоилась, и все.
— А! Ты думала, что я уже того, не правда ли? Не волнуйся, моя драгоценная, со мной они не могут ничего сделать. Ты же знаешь, я балуюсь научной фантастикой. Помнишь? Точнее, писал когда-то. Так вот, этих марсиан… это я их выдумал!