Милта Кроссена сразу после закрытия магазина навестили несколько самых верных покупателей и старинных закадычных друзей.
Джордж Миддлер заглянул к тем старшеклассникам, которые, делая у него покупки, всегда смотрели на него с презрением, смешанным с пониманием, и удовлетворил свои самые темные и фантастические прихоти.
По дороге N_12 по-прежнему проезжали туристы и транзитные пассажиры, но они Удела не видели - только рекламный щит "ЭЛКС" да знак ограничения скорости до тридцати пять миль в час. Возвращаясь за городской чертой к шестидесяти милям, они, может статься, начисто забывали про поселок, удостоив его одной-единственной мысли: "Господи, что за мертвый городишко!"
Город хранил свои секреты, а над ним, как низложенный король, нависал дом Марстена.
На рассвете следующего дня Бен поехал обратно, оставив Марка в номере мотеля. В Вестбруке он остановился, зашел в бойко торгующий магазин скобяных товаров и купил лопату с мотыгой.
Под хмурым небом, с которого еще не полился дождь, лежал объятый тишиной Салимов Удел. По улицам проезжали редкие машины. У Спенсера было открыто, зато закрылось кафе "Экселлент" - все зеленые шторы были спущены, меню убрано из витрин, а небольшая доска, на которой каждый день писали мелом фирменное блюдо, вытерта начисто.
От вида пустынных улиц Бена до костей пробрал озноб, а перед глазами встал старый рок-н-ролльный альбом, на верхней обложке которого был изображен трансвестит, а сзади - он же в профиль, странное, кровоточащее румянами и гримом мужское лицо. Альбом назывался "Они выходят только ночью".
Сначала Бен отправился в пансион, взобрался на второй этаж и толкнул дверь своей комнаты. Все было так, как он оставил: неубранная постель, вскрытая консервная банка на столе, под ним - пустое жестяное ведро для мусора. Бен вытащил его на середину комнаты, взял рукопись, бросил в ведро и сделал из титульного листа крученый бумажный фитиль. Он поднес к нему зажигалку и, когда тот вспыхнул, кинул его на холмик машинописных страниц. Огонь лизнул их, остался доволен вкусом и резво пополз по бумаге. Уголки обугливались, закручивались кверху, чернели. Над ведром заколыхался беловатый дым, и Бен машинально перегнулся через стол открыть окно.
Под руку попалось пресс-папье - стеклянный шар, с которым Бен не расставался с детских лет, прошедших в этом погрузившемся во мрак городке, шар, без ведома для себя прихваченный во время похожего на сон визита в дом чудовища. Тряхни и гляди, как падает снег.
Вот и сейчас Бен встряхнул шар, держа его у глаз, как делал, когда был маленьким, и шар показал свой старый-престарый фокус. Сквозь медленно падающий снег виднелся пряничный домик, к нему вела тропинка. Пряничные ставни были закрыты, но будучи фантазером (как теперь - Марк Питри), Бен воображал, будто за один из них тянет длинная белая рука (и в самом деле, сейчас один ставень словно бы приоткрылся), и выглядывает очень бледное лицо. Оно показывает в ухмылке длинные зубы и приглашает тебя в этот домик, за грань нашего мира, в ту бескрайнюю фантастическую страну, где идет поддельный снег, а торопиться некуда, потому что время здесь - миф. Сейчас это лицо тоже смотрело на Бена: бледное, голодное лицо, которому никогда больше не видеть ни света дня, ни голубого неба.
Его собственное лицо.
Бен отшвырнул пресс-папье в угол, и оно разлетелось вдребезги.
Не задерживаясь, чтобы посмотреть, что там может обнаружиться, молодой человек покинул комнату.
Он спустился в подвал забрать тело Джимми, и это оказалось труднее всего. Гроб лежал на том же месте, что и накануне вечером, в нем не осталось даже пыли. И все же... он был не совсем пуст. В гробу лежал кол и что-то еще. Бен с отвращением увидел, что это зубы. Зубы Барлоу - все, что осталось от вампира. Бен потянулся, взял их, и они закрутились в пальцах, как крохотные белые зверьки, пытаясь соединиться и укусить.
Бен с криком омерзения отшвырнул их, и зубы разлетелись вдребезги.
- Господи, - прошептал молодой человек, вытирая руку о рубашку. Боже милостивый. Прошу тебя, пусть на этом все кончится. Пусть ему не будет возврата.
Каким-то образом ему удалось вытащить по-прежнему завернутое в шторы тело Джимми из подвала. Он уложил узел в багажник бьюика Джимми и поехал к дому Питри. На заднем сиденье рядом с черной сумкой Джимми покоились кирка и лопата. Остаток утра и половину дня Бен провел на лесной поляне за домом Питри неподалеку от лепечущего ручья Тэггарт-стрим, копая широкую могилу в четыре фута глубиной. Он опустил в нее тело Джимми и супругов Питри, завернутых в диванное покрывало.
Зарывать могилу этих чистых созданий он начал в половине третьего. Когда свет начал свой долгий отток с пасмурного неба, Бен поднажал. Он весь взмок от пота, но причиной тому было не только напряжение.
К четырем яма заполнилась. Бен, как мог, притоптал дерн и поехал обратно в город, переложив испачканные землей мотыгу с лопатой в багажник. Машину он поставил перед кафе "Экселлент", не вынув ключей из зажигания. Секунду Бен медлил, оглядываясь. Заброшенные конторы с фальшивыми фасадами словно бы наклонились над улицей, скрипя и похрустывая. Начавшийся около полудня дождь падал тихо и медленно, словно оплакивал город. Маленький парк, где они повстречались со Сьюзан Нортон, был пустынным и заброшенным. В окне конторы по страхованию и торговле недвижимостью Ларри Крокетта висела неискренне-беспечная записка "Скоро вернусь". Тишину нарушал только тихий дождь. Гулко стуча каблуками, Бен пошел к Рэйлроуд-стрит. Добравшись до пансиона Евы, он остановился у машины и постоял, оглядываясь в последний раз на замерший город.
Город был мертв. Это вдруг стало ясно и не вызывало сомнений - с Беном уже было такое, когда, увидев на мостовой туфельку Миранды, он мгновенно понял, что жена погибла. Бен заплакал. Слезы текли у него по щекам, когда он проезжал мимо щита "ЭЛКС", где было написано: "Сейчас вы покидаете замечательный город Иерусалимов Удел. Приезжайте еще!" Оказавшись на автостраде, Бен поехал под уклон параллельно железнодорожной ветке, и дом Марстена заслонили деревья. Молодой человек взял курс на юг к Марку, к своей жизни.
ЭПИЛОГ
Средь этих разоренных деревень
и на мысу, нагом пред южным ветром,
пред горной цепью, прячущей тебя,
кто вынесет решение забыть?
Кто примет то, что мы ему предложим
в последние осенние деньки?
Джордж Сеферис
Теперь она слепа,
и змеи, что когда-то жили в доме,
отъели руки ей...
Джордж Сеферис
Из материалов Бена Мирса (все вырезки - из портлендской "Пресс-Герольд")
19 ноября 1975 года (стр. 27)
ИЕРУСАЛИМОВ УДЕЛ.
