внимание.
– Поезжай, я пройдусь.
– На машине будет быстрее.
– Мне все равно.
Я встаю на ноги и двигаю в сторону промышленного района.
Всюду кладбище механизмов. Машины, асфальт, линии электропередач, дома, магазины, заводы, поезда метро, оболочки, псевдо-животные, мусорные пакеты и окурки сигарет. Мрачные и неприступные горы нависают, как стены тюрьмы.
Михаил бросает мне в спину:
– Я хочу быть свободным не меньше, чем ты!
Он заводит машину и оставляет меня одного.
6
Кто-то чужой в моем доме.
Скорее всего полицейский. Он обыскал мои вещи, прочитал дневники, вскрыл все ящики и шкафы, разломал мою мебель, перебил всю посуду. Он шумит и ведет себя, как хозяин. Ничего не боится.
Я стою на лестничной площадке, прокручивая в голове все преступления, за которые еще не судим. Их слишком много. Нужно бежать. Бросить квартиру и вещи. В кармане пальто у меня десять тысяч кредитов. Хватит на первое время. Но куда я без книг?
Вся квартира ими набита. Сотни старых, потрепанных воспоминаний. Вся моя жизнь. Самое ценное и бесполезное, что я когда-либо видел. Я не могу их оставить.
Я вхожу в квартиру медленно и беззвучно.
Самозванец готовит еду. Масло шипит на сковородке. Запах лимона. Аромат свежего хлеба. Я и не знал, что у меня есть продукты. Неужели кто-то ворвался сюда, чтобы меня накормить?
В прихожей лежит белый контейнер. От одного его вида кровь стынет в жилах. Меня бьет озноб. Ошарашенный и будто пьяный я сажусь на корточки и дрожащими руками открываю замки. Крышка отходит вверх с легким шипением. Из камеры холодильника наружу рвется морозный туман. Внутри на специальной подставке лежит голова продавца, бэкап которого я скачал прошлой ночью на Радость-17. Серая кожа засохла и обтянула кости черепа, как фольга. Мертвые глаза, будто протухшие варенные яйца, смотрят вверх, сквозь потолок. Рот открыт. Замер в крике.
Это конец.
Я попался.
На кухне меня ждет полицейский. Он вломился в квартиру, подкинул улики и теперь здесь повсюду мои отпечатки. Какой же я идиот. К черту все книги, в задницу мои вещи. Нужно бежать!
– Привет.
Слово, как выстрел, бахает во всю мощь. Хочется прыгнуть. Увернуться от пули, но никто не стреляет. Капля пота ползет по лицу, оставляя на коже неприятное чувство ожога. Сердце стучит, давится кровью. Я должен снова дышать.
Из кухни выходит Лина.
Она рассматривает меня, чуть наклонив голову на бок, будто прикидывает сколько я вешу. Наши глаза встречаются, и я вижу зеленый омут, который эта Злая Ведьма Запада так часто использовала против меня. Пока я плыву на поверхность, Лина поднимает правую руку, направляя мне в грудь что-то похожее на пистолет. Полицейская модель тазер-Е2, любимая игрушка службы надзора для усмирения граждан, оказывающих сопротивление при аресте. После попадания из такой штуки мозг замыкает на пару минут.
Я медленно поднимаю руки вверх. Может быть, я не дружу с головой, но полицейские меня кое-чему научили.
– Я готовлю обед, – говорит Лина, – будет вкусно.
– Что тебе нужно?
– Закрой эту штуку, пока не испортил, – она кивает на контейнер для хранения органов. Ствол шокера поднимается выше.
Я подчиняюсь. Выбор у меня небольшой. Ходит слух, что после первого применения тазер-Е2 люди охотнее идут на контакт. Я не хочу проверять.
– Тебе нужно лучше питаться, – говорит девушка, – в холодильнике были только консервы. Мне пришлось сходить в магазин.
– Ты сдашь меня службе надзора?
– Всему свое время, любимый.
– Если дело в деньгах, то забирай. Они в кармане пальто. Я сейчас их достану. Медленно и без резких движений.
– Оставь их себе. На лекарство.
– Не понял.
– Пахнешь больницей. Сходи-ка помойся.
Я пожимаю плечами.
Что будет дальше?
Можно кричать в надежде на тонкие стены, только вряд ли соседи услышат. Окраина города, бедный район, всем друг на друга плевать. Здесь так было всегда и без исключений. Чего доброго, вызовут службу надзора и проблем станет больше. Можно попробовать стукнуть девушку по башке, но она выстрелит раньше, чем я успею подняться. Я бы убил её, но есть проблема. Лина вполне ничего. В моем вкусе. Среднего роста. Длинные пальцы, узкие плечи, широкие бедра. Черные волосы и глаза зеленого цвета. Я бы с ней переспал вместо всех разговоров.
Мы снова встречаемся взглядом, и я чувствую сердце инородным предметом в груди. Неужели она догадалась, прочла мои мысли и сейчас нажмет на курок.
Лина произносит:
– Делай, что говорю, – она указывает дулом шокера на дверь в ванную комнату.
Горячую воду отключили до вечера и мне приходиться довольствоваться холодным душем. Я заставляю себя пережить унижение молча. Эта ведьма ни за что не узнает, как мне хреново. Здесь только пара обмылков, слепленных в один разноцветный кусок. Черт бы побрал мою бедность. С тех пор, как врачи воскресили меня, я медленно падаю вниз. Днем и ночью в голове у меня крутится мысль. Я не могу перестать думать о том, что стал кем-то другим. Я больше не я. Меня изменили, подправили, внесли коррективы, обрезали лишнее и добавили пару сотню чужих устремлений. Я продукт. Мое высшее благо ответственность и подчинение.
Я ДОЛЖЕН БРОСИТЬ КУРИТЬ
Я ДОЛЖЕН УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ
Я беру полотенце. Оно пахнет плесенью. Покопавшись в корзине с грязным бельем, нахожу линялые джинсы и видавшую виды футболку в прорехах. В такие моменты я хочу знать куда уходят все мои деньги и время. Я безработный, у меня нет медицинской страховки, моей одежде несколько лет, я редко выбираюсь из дома.
Единственная вещь которой я дорожу – старые полусгнившие книги, лежащие на полке в зале рядом с диваном. Я нахожу их, покупаю или краду. Иногда попадаются занятные экземпляры, но чаще всего полный хлам. Я не читаю каждую по отдельности, предпочитая иметь больший выбор, берусь за две или три постепенно расширяя список до десяти. Мне удалось собрать и прочесть тысяча девятьсот девяносто три книги. Это единственное занятие, которое не сводит с ума.
Я одеваюсь и выхожу в коридор. Квартира все также пахнет хлебом и овощами с едва уловимым лимоном. Впервые за несколько дней я чувствую голод. На кухне меня ждет волшебство: тарелки и вилки, бокалы, бутылка вина.
Лина открыла окно и закурила тонкую сигарету.
– Ты когда-нибудь жил в другом месте?
– Что ты имеешь ввиду?
– Владивосток номер три или четыре.
– Не знаю. Не помню.
– Однажды отец рассказал мне забавный стишок. Он застрял у меня в голове и мешает. Хочешь услышать?
Я развожу руки в стороны. Будь моей гостьей. Делай что хочешь.
Она тушит сигарету о подоконник и, уставившись на окурок, медленно говорит:
– Мы полые люди, мы чучела. Труха в голове, без чувства и сути, как ветер в мертвой траве, как шорох крысы на груде стекла. Нечто без формы, тени без цвета, мышцы без силы, жест без движенья. Мы полые люди, мы чучела.
Она молчит, и я не знаю, что мне сказать. Нужно
