Так бы и бегал, наверное, все три аспирантских года, если бы не попался однажды на глаза самому Москвину. Григорию Ильдаровичу или, как звали его в институте по первым буквам имени-фамилии, — «братцу Гриму».
Академик заглянул в Андрееву лабораторию под вечер. Изловил руководителя проекта за пуговицу белого халата — про эту его привычку ходили легенды — и, громыхая не совсем стандартной лексикой, принялся несчастного отчитывать.
Данные на серию опытов он, Москвин, передал еще месяц назад, а результаты, мать их три раза перекосяк, где? За просто так, длинный… гм… нос и красивые глаза гранты не выделяют даже ему, Москвину, на что тогда прикажете их всех, подвергнутых противоестественным сексуальным связям дармоедов, содержать?
Завлаб, который даже и представления не имел, на какой стадии находятся расчеты, потому как свалил все на аспиранта, лишь беспомощно разводил руками и вжимал голову в плечи под напором академических эпитетов.
Руководителя надо было спасать, и Андрей поспешил на помощь.
— Это не наша вина, Григорий Ильдарович! У нас все давно готово, программу еще в начале месяца составили. Но в вычислительном все никак не найдут для нас «окно», чтобы смоделировать процесс, а наших мощностей не хватает. А без этого, сами знаете, в «критической» сборке делать нечего.
Москвин обернулся к молодому аспиранту, смерил оценивающим взглядом. Похоже, до сего момента он даже и не замечал, что в лаборатории есть кто-то еще.
— Да ну? А вы откуда знаете?
Академик всегда подчеркнуто обращался на «вы», даже к тем, кто по возрасту в сыновья ему годился. А то и во внуки.
Под суровым взглядом Москвина Андрей соврать не решился:
— Программу составлял я, — и чтоб совсем уж не подставлять завлаба, добавил: — Константин Викторович проверил, одобрил и написал заявку в ВЦ. Только у них все время находятся дела поважнее…
— Что у них может быть важнее?! — взорвался академик, добавив парочку могучих загибов. — Опять за французов черновой работой занимаются? Ну я им устрою!
Москвин цепко ухватил Андрея за плечо, прогрохотал:
— А ну, берите-ка свои расчеты и пойдем! Я им сейчас покажу, где Макар телят раком ставил!
Пылая гневом, академик выскочил из лаборатории. Андрей схватил со стола коробку с дискетами, сунул подмышку листинги, виновато улыбнулся оторопевшему завлабу и бросился следом.
Тот случай Москвин не забыл, сам проверил расчеты, сам, построив в три ряда весь ВЦ, вводил данные. На похвалу академик был скуп, но малая толика таки досталась Андрею: просматривая результаты, Москвин прогудел нечто одобрительное. А через месяц перевел аспиранта личным приказом в свою группу. В Институте их звали: «птенцы гнезда Григорьева», по известной аналогии.
Сказать по-честному, Андрей не слишком этому обрадовался. Зарплата особо не увеличилась, а вот работы еще прибавилось, хотя, казалось, куда бы еще. Иногда ему даже приходилось ночевать в лаборатории. Такой распорядок не очень нравился подругам, Андрею даже пришлось вытерпеть несколько «семейных» скандалов:
— Ты совершенно не уделяешь мне времени! Днями и ночами в своем Институте! Реши, наконец, что для тебя важнее!
Но работа была интересной, академик — велик и симпатичен, новые сослуживцы оказались отличными ребятами, и Андрей почти не жаловался.
Особых денег тогда у него по карманам не водилось, бывало, что и в еде обходился без изысков, главное — чтоб много и дешево. Может, стоило все-таки бросить науку, уйти в бизнес, каким-нибудь биржевым аналитиком, как некоторые из бывших одногруппников. Податься на вольные хлеба, рискнуть… Через полгода-год, скорее всего, так бы и случилось, но тут совершенно неожиданно для многих на Институт свалилось приглашение на международный семинар по атомной энергии. И не куда-нибудь в Колупаево, а в Осаку.
Сбылось, наконец, с опозданием на несколько лет пророчество дяди Димы. Пока, правда, не полностью, в мелочах, пачки денег пока не торопились распирать карманы, зато объявилась первая ласточка из серии — как он говорил? — «поездить по миру». А вдруг и дальше?..
Министерство экономики, торговли и промышленности Японии затеяло по названию международный, а на деле — российско-японский семинар. Приедут, мол, русские, всему научат и все покажут, причем за копейки, всем известно, какое у них сейчас положение. Произведем своего рода обмен опытом: они нам — свои наработки за сорок лет развития атомной энергетики, а мы им — результаты опытов по накоплению и приумножению пачек резаной бумаги с водяными знаками.
Понятное дело, на таком семинаре никак не могли обойтись без Москвина. Григорий Ильдарович к тому времени уже восьмой год консультировал Минатом по вопросам эксплуатации АЭС: такой опыт японцы упускать не собирались.
Приглашение пришло в Институт в начале сентября. На шесть человек. Вокруг этой цифры сразу же развернулась подковерная борьба и интриги. Через шесть лет после развала Союза поездка в Японию все еще воспринималась многими как недостижимая мечта. А тут — само в руки валится, да плюс командировочные положены немаленькие, и отель японцы обещали чуть ли не самый лучший (тогда еще никто не знал, что такое «самый лучший отель» в Осаке), экскурсионная программа опять же. Кто ж такое упустит? Наш народ на халяву падок. А уж здесь, в Институте, где многие до начала перестройки проходили по «нулевой» степени секретности и считались невыездными, семинар этот — невероятная удача, такая бывает раз-два в жизни.
Москвина завалили просьбами, ссылками на прошлые заслуги, кое-кто не побрезговал угрозами, пообещав нажать на соответствующие кнопки, и тогда ему, Москвину — у-у-у… —мало не покажется. Впрочем, академик был не из пугливых, на уговоры не поддавался, и, в конце концов, в группу отобрали только нужных людей, кроме разве что младшего Тре-губова, молодого и абсолютно бездарного мэнээса. Зато у него был неплохой козырь: Трегубов, или, как его чаще звали в Институте, Артемка, приходился как-никак племянником самому директору. Такому не откажешь. Пусть уж едет, главное — строго-настрого наказать, как в свое время первому вьетнамскому космонавту, ничего не трогать, ни за что не хвататься. А то потом позора не оберешься.
Андрей тоже поехал. И теперь уже безо всяких случайностей, как во время обмена со Стоунхэджем получилось. Свой билет в Японию он честно отработал, горбом. Три месяца перед отъездом только на этот семинар и пахал: собирал материалы по авариям и чрезвычайным ситуациям на АЭС, принятые меры, последствия, даже на скорую руку набросал небольшую записку о возможных путях по предотвращению подобных ЧП в будущем. В итоге, за пару недель до отлета на столе Москвина лежала неслабая подборка материалов да плюс черновик будущего доклада, а Андрей вместо благодарности и заслуженного отдыха получил приказ собирать вещи:
