Нет, наверное, увижу на освящении. Если меня туда пустят. Если леди Шрапнелл не устроит мне пожизненную каторгу на барахолках, когда я сообщу, что епископского пенька не было в соборе.
А если я увижу Верити на освящении, что я ей скажу? Теренсу достаточно извиниться за то, что предлагал сердце другой. А я как оправдаюсь, что вынудил историю убрать меня подальше, чтобы не мешал развязке? Гордиться нечем. С таким же успехом мог все это время перебирать перочистки.
– Мне уже грустно, – вздохнула Верити, не отводя взгляда от верхней площадки. – Вроде бы нужно радоваться, что все так замечательно разрешилось и континуум не рушится… – Она посмотрела на меня своими прекрасными русалочьими глазами. – Диссонанс ведь ликвидирован, как считаешь?
– Есть поезд в девять сорок три, – возвестил Теренс, стремглав слетая по лестнице с чемоданом в одной руке и шляпой в другой. – Бейн предусмотрительно оставил у меня в комнате справочник. Прибывает в одиннадцать ноль две. Пойдем, Сирил, будем делать предложение. Куда он подевался? Сирил!
Теренс исчез в гостиной.
– Да, – кивнул я Верити. – Ликвидирован подчистую.
– Нед, вы ведь договоритесь, чтобы лодку вернули Джавицу? – попросил Теренс, появляясь уже с Сирилом. – И чтобы остальные мои вещи отправили в Оксфорд.
– Да, конечно. Езжайте.
Он пожал мне руку.
– До свидания. «Выше нос, до скорой встречи, друг!» Увидимся после каникул!
– Это… это вряд ли, – ответил я уклончиво, только теперь понимая, как буду скучать. – Всего хорошего, Сирил. – Я нагнулся погладить бульдога по голове.
– Ерунда, вы все это время поправлялись на глазах. К осеннему триместру будете как огурчик, и мы славно покатаемся на лодке, – пообещал Теренс, уходя, и Сирил радостно припустил за ним.
– Пусть убираются немедленно! – раздался сверху надрывный голос миссис Меринг.
На втором этаже хлопнула дверь.
– И речи быть не может! – заявила миссис Меринг, потом послышалось неразборчивое бормотание. – И скажи им…
Снова неразборчиво.
– Немедленно спустись и скажи им. Это все из-за них!
Снова неразборчиво.
– Если бы она как следует исполняла обязанности компаньонки, ничего подобного бы…
Окончание фразы отрезал хлопок дверью, и минутой позже к нам спустился чрезвычайно сконфуженный полковник Меринг.
– Чересчур много обрушилось на мою бедную супругу, – проговорил он, не отрывая взгляда от ковра. – Нервы. Очень хрупкие. Нужен покой и абсолютная тишина. Тебе, Верити, пожалуй, лучше к лондонской тетушке, а вам обратно… – Полковник нахмурился в замешательстве.
– В Оксфорд, – подсказал я.
– Ах да, занятия. Сожалею, – извинился перед ковром полковник. – Буду рад предоставить экипаж.
– Нет-нет, не стоит беспокойства.
– Никакого беспокойства. Велю Бейну… – Он снова умолк в растерянности.
– Я провожу мисс Браун до станции, – успокоил я его.
Он кивнул и двинулся наверх.
– Проведаю супругу.
Верити шагнула за ним на лестницу.
– Полковник Меринг! Вам не стоит отрекаться от дочери.
– Боюсь, Мальвиния настроена твердо, – пряча глаза, ответил полковник. – Страшное потрясение, знаете ли. Дворецкий и прочее.
– Все-таки Бейн – то есть мистер Каллахан – уберег от кошки вашего черного телескопа, – вступилась Верити.
И зря.
– Зато прошляпил пучеглазого рюкина, – мгновенно рассвирепел полковник. – Двести фунтов!
– Но ведь он забрал Принцессу Арджуманд с собой, – нашлась Верити, – и она больше не станет есть ваших рыбок. А еще помешал мадам Иритоцкой украсть рубины тети Мальвинии. И он читает Гиббона. – Верити посмотрела на него снизу вверх, опираясь на столбик перил. – А Тосси – ваша единственная дочь.
Полковник вопросительно оглянулся на меня.
– Что скажете, Генри? Найдет она свое счастье с этим дворецким?
– Он печется лишь о ее благополучии, – ответил я с уверенностью.
Полковник покачал головой:
– Боюсь, жена твердо решила – больше с ней ни слова. Говорит, с этого момента Тосси для нее умерла.
Он печально побрел наверх.
– А как же спиритизм? – не отставала Верити. – Удачная возможность пообщаться с усопшей.
– Это мысль! – просиял полковник. – Провести сеанс. – Он двинулся дальше, окрыленный. – Она любит сеансы. Отстучим: «Прости!» Должно сработать. Вот не думал, что в столоверчении есть толк. – Он громко побарабанил по перилам. – Идея что надо!
Полковник шагнул было в коридор, но, обернувшись, тронул Верити за локоть.
– Собирайтесь и езжайте на станцию не мешкая. Для вашего же блага. Нервы, знаете ли.
– Я понимаю, – кивнула Верити. – Мы с мистером Генри сейчас же отправимся.
Она удалилась в свою комнату. Полковник Меринг скрылся в конце коридора – там тоже скрипнула дверь и тишину прорезал трубный глас Черной Королевы: «…еще не уехали? Я ведь просила тебя…»
Пора сматывать удочки.
Я поднялся к себе. Распахнул гардероб и достал саквояж. Поставил его на кровать, сел рядом и стал размышлять о происшедшем. Каким-то образом континууму удалось исправить диссонанс, распределив влюбленных по парам, словно в последнем акте шекспировской комедии, хотя как он умудрился – непонятно. Ясно одно – для этого ему потребовалось убрать нас подальше. И поэтому он фактически запер нас в чулане – в чулане времени.
Только вот с какой стати он забросил нас в Ковентри под бомбы, в очаг напряжения, где мы рисковали наломать куда больше дров? Или в Ковентри все же нет очага напряжения?
Мы-то списывали недоступность именно на него: а как иначе, учитывая «Ультру»? Однако, возможно, сеть не пускала в ночь налета лишь искателей епископского пенька, потому что в соборе находились мы с Верити. И недоступность требовалась, чтобы никто нам не помешал.
В чем? Посмотреть, как настоятель Говард тащит в полицию подсвечники и полковое знамя, и убедиться, что пенька среди спасенного скарба нет? Удостовериться в его отсутствии в соборе во время налета?
Что угодно отдал бы за возможность не узнавать этот прискорбный факт и не сообщать леди Шрапнелл. Но пенька совершенно точно там не было. Интересно, кто же умыкнул его и когда…
Стащить его могли только днем накануне бомбежки. По утверждению Каррадерса, руководительница цветочного комитета мисс Шарп, уходя из собора после заседания комитета по посылкам на фронт и организации предрождественского базара, задержалась у пенька и вытащила оттуда три пожухшие хризантемы. То есть он еще был на месте.
У меня вдруг поплыло перед глазами, как тогда, у калитки, когда Финч сказал: «Вы на мертоновском стадионе», – и я ухватился за столбик кровати, словно за кованую створку.
