собой из Парижа.
«Как это назвала Ронни? Скейт, кажется», – вспоминает Жиль.
Доска падает, хлопок разносится эхом по спящему дому. Мальчишка подхватывает упавший скейт и почти бегом покидает особняк Бойер.
Резкий звук слышит Вероника, разомлевшая от мужниных ласк, растрёпанная и счастливая. Она вздрагивает, поднимает голову, выскальзывает из-под ладоней Ксавье. В свете молний поблёскивает на шее подарок короля Англии – тонкая золотая цепочка с украшенным драгоценными камнями цветочно-травяным орнаментом.
– Что не так? – отпрянув от Вероники, спрашивает Ксавье.
Она спрыгивает с кровати, как была, обнажённая, бежит к окну, раздёргивает шторы и успевает увидеть, как за высокой худощавой фигурой в штормовке закрывается створка ворот.
– Жиль! – вскрикивает Вероника беспомощно.
Шум дождевых струй заглушает её слабую попытку остановить брата. Она садится на кровать, обнимает себя за плечи. Ксавье накрывает её одеялом, целует в висок. Вероника льнёт к тёплым рукам мужа, ложится, вытягиваясь вдоль его тела, утыкается лицом ему в плечо.
– Веточка, родная моя, не расстраивайся… – шепчет Ксавье, перебирая тонкие пряди светлых волос, касаясь губами её лба.
– Почему он это делает? – горько вздыхает Веро. – Будто здесь для него не дом, а тюрьма… будто мы больше не родные. Он вернулся ещё более отчуждённым, чем уходил. Что я делаю не так?
– Не вини себя. – Пальцы Ксавье поглаживают её вдоль позвоночника, вновь пробуждая желание, прогоняя грусть. – Он вырос очень быстро и рано повзрослел. И вряд ли когда-нибудь приживётся здесь. С этим придётся смириться, родная. Судьба у него такая – не принадлежать ни к одному из миров. Но одно я знаю о нём точно: он никогда не бросит тех, кого любит.
– И вернётся? – с надеждой спрашивает Вероника.
Ксавье отвечает ей долгим поцелуем.
– Я так соскучился, счастье моё. В дороге только и думал о тебе. И о том, каким я был дураком целый год. Всё чего-то боялся, на людей оглядывался, цеплялся за каноны… А потом понял, что любовь и страх не могут существовать вместе. И поиск оправданий лишь утверждает страх во власти над любовью.
– Пока тебя не было, я тоже поняла важное. Пока ты принадлежал этому городу, пока Азиль лежал на плечах Седьмого, пока прихожане каждый день нуждались в отце Ланглу, у меня не могло быть тебя. Но ты был и тогда. Ты всегда находил на меня время, силы и свет. А я была так глупа, что хотела тебя только для себя.
– Я у тебя есть. И всегда был, Веро. Но теперь меня для тебя стало больше, чем для города. И это моё счастье. Иди сюда, жена моя, сердечко моё…
До рассвета Жиль ожидает в караулке КПП открытия ворот. Сидит в углу, слушая байки стражи, рассеянно поглаживает спящего на коленях Сури.
– Куда ж вы в такую погоду, месье Бойер? – спрашивает старший караульный смены. – Дождались бы утра, гиробус подходит в половине шестого. Или кто из соседей бы до Второго круга подвёз…
– Дождь не может идти вечно, – тихо отвечает Жиль.
– А расскажите, как там, за морем? – любопытствует кто-то из молодых, подсаживаясь ближе.
Жиль скучно пожимает плечами:
– Люди. С виду сытые, благополучные. В красивых городах. По ночам там светло, как днём. Море огней. Здания старые, но в них уютно.
– И все живут как господа?
Мальчишка невесело усмехается, смотрит в наивные глаза вопрошающего:
– Вы думаете, счастье в том, чтобы жить сыто и спать на мягкой перине?
– А в чём же ещё-то?
Жиль молчит долго-долго, размышляя о чём-то. Парнишка-караульный сникает, думая, что ответа не дождётся, но подросток всё же нарушает молчание:
– Хорошо. Если я стану Советником, приложу все усилия, чтобы все в Азиле ели досыта и жили достойно. Но будете ли вы при этом счастливы?
На него смотрят как на дурака, пожимают плечами и быстро забывают о разговоре. Жиль трогает штормовку: подсохла ли? Сури ютится на коленях, цепляет когтями штаны мальчишки, царапая бёдра сквозь ткань. Старший караульный присматривается к зверьку, удивлённо прищёлкивает языком:
– Сколько живу, ни разу не видел таких странных.
– Обычный кот, – пожимает плечами Жиль, почёсывая Сури подбородочек.
– Не скажите, месье Бойер. Он размерами почти как взрослая кошка, но видно, что ещё мал. Зубы как иголки, детские совсем. А вот ушей таких у обычных котов не бывает: будто их кто-то вывернул и по краям обгрыз. Башка маленькая, тело длинное… Он мурлычет?
– Ни разу не слышал. Вот чирикать он умеет.
– Чирикать? – удивляется караульный. – Это как?
– Как птицы, – отвечает Жиль и только тут вспоминает, что в Азиле почти никто не видел птиц. – А, вы же их не…
– Уже видел. Вам не рассказали? Птицы появились дней десять назад, люди к ним почти привыкли. Так вот, месье Бойер, про вашего питомца. Посмотрите на лапы, месье. Толстые, кривые. А хвост видите? Он будет очень длинным. Не кот это у вас, вот вспомните потом мои слова. Совсем не кот…
«Совсем не кот» сладко зевает, демонстрируя острые зубки, и переворачивается вверх животом – светлым и не так густо покрытым шерстью, как спина и бока. «Какая разница, кто ты, – думает Жиль. – Ты об этом не думаешь. Пришёл, остался со мной, хоть я тебя и не просил. Но с тобой не так грустно, зверь. И ты слушать умеешь, хоть и маленький. Я тебя не брошу».
С рассветом ворота открываются, и мальчишка, подхватив котёнка, рюкзак и скейт, отправляется по дороге ко Второму кругу. После ночного ливня кругом разливаются большие лужи, обочина превратилась в жидкую грязь. Жиль разувается, суёт башмаки в рюкзак, подворачивает повыше штаны и шагает прямо по лужам. Летнее солнце быстро набирает силу, припекает светловолосую макушку. В штормовке становится жарко, и Жиль снимает её, повязывает вокруг пояса. Сури ловко карабкается по рюкзаку, усаживается сверху и принимается умываться, вылизывая растопыренные пальцы лап.
«Сперва домой к Акеми, – на ходу планирует подросток. – Или нет. Вряд ли она среди дня будет там. Должна же сперва в полицию, потом найти работу. Если вчера не успела, то сегодня точно пойдёт. Если повезёт, мы встретимся в соцслужбе. Если же нет… Пойду к ней вечером. Господи, долго как ждать… Значит, сперва в соцслужбу, потом… куда мне потом? Неважно. Главное – найти Акеми, поговорить с ней. Умолять буду выслушать меня. Не уйду, пока не… Попрошу прощения за всё-всё-всё, даже если я не прав. Лишь бы выслушала. Лишь бы вернулась…»
Навстречу проезжает первый гиробус, и Жилю приходится отойти с дороги, чтобы его не обрызгали из лужи. Ноги тут же по щиколотку уходят
