скорбели.
Затем все закончилось, и он пошел домой, в квартиру, которая теперь казалась ему еще более пустой, чем до похорон. Сел на кухне, не снимая пальто и обуви, и уставился в бледный, безжизненный свет, проникавший через окна, наполняя комнаты безмолвием. Вдруг он осознал, что ждет, когда появится мать и спросит, чего он хочет на ужин, хотя она никогда не заботилась о его желаниях, а всегда готовила то, что сама считала нужным. И все равно она постоянно его спрашивала – больше она так не сделает, никогда.
Скорбел ли он о ней? Вслушался в себя, но внутри не было никаких эмоций, только огромная пустота. Он даже не посчитал это грустным, только… странным.
Наконец сделал себе ужин, бутерброды. Да он и не хотел сильно есть с тех пор, как вернулся из Берлина. Потом лег спать и заснул как убитый.
Было… непривычно? раздражающе? страшно? незнакомо! – проснуться утром и обнаружить квартиру совершенно пустой, абсолютно безмолвной. Никто не гремел на кухне. Все покинуто. Он должен сам приготовить себе кофе, сам приготовить завтрак, и никто не разговаривал с ним. Хотя мать часто действовала ему на нервы, сейчас ему хотелось бы, чтобы она была рядом.
Трудно осознать, что она уже никогда не вернется.
Когда пришло время, он вышел из квартиры, и только на полпути вниз ему пришло в голову, что следует запереть дверь, и он снова поднялся. Пошел в ведомство, поздоровался со сторожем, как делал это много лет, повесил шляпу и пальто на крючки, на которых они висели годами, а потом чем-то занялся. Читал американские электронные газеты. Достал папку с проектом по электропотреблению, но вскоре отложил ее в сторону, потому что не мог сосредоточиться. Сходил в туалет. Пошел обедать. Вернулся домой, в ту же пустую безмолвную квартиру, которую он покинул утром и где ничего не изменилось.
Ему понадобится кто-то, кто помогал бы ему по хозяйству и со стиркой, сказал он себе. Но изо дня в день откладывал это на потом, и гора грязных рубашек становилась все больше и больше.
* * *
В последующие дни Хелена погрузилась в работу, забыв обо всем на свете сильнее, чем во время работы над проектом «Летучий песок».
Перед первым телефонным разговором с профессором Кролль Хелена ужасно волновалась. Пришел сотрудник из технической службы и провел ей специальный телефон – из соображений секретности разговор должен проходить по защищенной и зашифрованной линии. Он показал ей кнопку, с помощью которой включался шифратор, бесформенная коробка в медном корпусе, прикрепленная сбоку, и объяснил, что она должна обязательно обращать внимание на то, какая сигнальная лампа горела: если зеленая, можно спокойно разговаривать; если красная, значит, безопасность линии поставлена под угрозу и лучше не упоминать никакой секретной информации.
Хелена слушала вполуха, больше беспокоилась о том, что произведет на профессора Кролль плохое впечатление, например, потому, что окажется несообразительной. Но когда она заговорила с пожилой женщиной, ее волнение быстро улеглось; профессор вспомнила Хелену, даже то, какие вопросы та задавала, а главное, сказала прямо:
– Дитя мое, я знаю все это не лучше вас. В отношении нового способа использования компьютера мы обе являемся пионерами, вступившими на неизведанную землю.
Они разговаривали по телефону долго, очень долго. Никогда раньше Хелена не вела таких длительных телефонных разговоров. Фрау Кролль обучала ее новой технике программирования, время от времени посылала ей по электронной почте чертежи и примеры программ и отвечала на вопросы, возникающие у Хелены.
Первая основополагающая задача, которую требовалось решить, заключалась в том, что все нейроны мозга работают одновременно, тогда как в компьютере, напротив, всегда выполняется только одна рабочая операция за другой. Чтобы создать то, что фрау Кролль называла «псевдоодновременностью», искусственные нейроны и связи между ними были занесены в таблицы, которые затем пересчитывались в цикле, и результаты сохранялись в других таблицах; потом подобное происходило в обратном направлении, из вторых таблиц в первые, туда и обратно. Такой цикл назывался «пульсация», и все, что при этом происходило, можно было рассматривать как происходящее как бы одновременно.
– Но, если каждый промежуточный результат записывать в хранилище данных, это же занимает ужасно много времени! – возразила Хелена.
– Вот почему мы так не делаем, – объяснила фрау Кролль, – а храним таблицы в поле памяти. Мы записываем только каждый сотый результат, в целях безопасности. Но о таких деталях вам не нужно беспокоиться, все уже и так работает. Существует готовая коллекция схем набора, с которой вам остается только ознакомиться.
Сложнее было понять, как применить эти сети для решения задач. Сеть получала входные данные и предоставляла информацию на выходе. Нужно сообщать сети об их правильности или ошибочности, чтобы она настроилась соответствующим образом. Настройка могла производиться различными способами. Самой простой и потому наиболее частой мерой было изменение порогов, начиная с которых у искусственного нейрона срабатывал импульс. Но иногда приходилось создавать совершенно новые связи или устранять существующие, а порой даже добавлять или удалять нейронные элементы. Таким образом, сеть программировала себя, так сказать, самостоятельно, и Хелена никак не могла понять механизм обратной связи. Во вторник вечером, после десятичасового телефонного разговора с фрау Кролль, Хелена чувствовала, словно бьется головой об стену и вообще ничего не понимает.
– На сегодня все, – попрощалась фрау Кролль. – Идите домой, отдохните, отвлекитесь – вот увидите, завтра утром вам многое станет намного понятнее, чем сегодня.
Но Хелене не хотелось идти домой. Там ее ждала прикованная к постели мать, а значит, она только отвлечется от работы, но не отдохнет. Вместо этого она отправилась в уборную, умылась холодной водой, ощутив покалывания на лице, и вернулась к своему компьютеру. Открыла коллекцию схем набора, полученную от фрау Кролль, изучила отдельные программы с объяснениями и примерами и до самой ночи создавала свои простые сети и возилась с ними, чтобы понять, как они работают.
Было уже далеко за полночь, когда она вернулась домой. Все уже спали. Она жадно проглотила ужин, оставленный для нее Йоханной, легла в постель и тут же уснула.
На следующий день ей действительно многое стало яснее, чем накануне, так что еще до обеда фрау Кролль с похвалой заметила:
– Я и в самом деле поражена. Еще никому не удавалось понять это так быстро – даже мне!
Тем не менее Хелена снова провела вечер перед компьютером, экспериментируя, пробуя разные вещи и, прежде всего, стараясь прочувствовать то, как работают нейронные сети.
В четверг снова появился доктор Данцер, которому, вероятно, фрау Кролль сообщила, что Хелена уже готова приступить к работе над самим проектом. Он поздравил ее, выказав удивление по поводу того, что ей удалось так быстро освоиться, и подчеркнул, что сам ничего не
