Мы никогда не обнаружили бы это, используя наши запросы. Нам бы вообще не пришло в голову искать подобные связи.
– Системе тоже ничего не приходит в голову. Она просто сравнивает все со всем.
– Когда она будет готова, она начнет выполнять нашу работу, – трезво оценила Хелена. – И притом лучше, чем можем мы. Тогда мы будем лишними.
– Именно поэтому, – с легкой улыбкой сказал доктор Данцер, – проект по-прежнему совершенно секретен.
* * *
Поскольку доктор Данцер отпустил ее вовремя – он рассудил, что ей нужно все хорошенько осмыслить, прежде чем приступать к непосредственной работе, – в тот вечер, впервые после бомбардировки, она пришла навестить Мари с Отто и, разумеется, главным образом Артура. Хелена отправилась на ферму сразу из ведомства, чтобы не задерживаться дома: кто знал, когда она, после всего, что ее ждало на работе, вновь сможет посетить ферму.
А то, что теперь у нее с собой был телефон, определенно не представляло большого риска. Она просто проведает подругу, не так ли? Это ведь не запрещено. А Отто тем временем соорудил звуконепроницаемый ящик с мягкой обивкой, в котором лежали зарядные устройства; там же Хелена оставила и свой «Фотель», прежде чем отправилась в укрытие к Артуру.
– Отсюда, изнутри, взрывы были слышны совсем тихо, очень далеко – но земля все равно дрожала, – рассказывал Артур о ночи на воскресенье. – И я тоже, честно говоря. Если испытал шквальный огонь русских, видимо, тело этого уже никогда не забудет.
Хелена сразу же сказала ему, что не может с ним спать в этот вечер – у нее критические дни, – отчего она, с одной стороны, испытывала облегчение, но в то же время и грусть. Тем не менее ей хотелось лежать в его объятиях, просунуть руку под его рубашку и почувствовать его теплую кожу, положить голову ему на грудь и услышать, как бьется сердце, и потому он обнял ее, а она рассказывала ему обо всем: о докторе Данцере, проекте ТПИО, электродах в мозгах у обезьян и покушении на Гитлера, которое могло увенчаться успехом, если бы не эти четыре связанных друг с другом компьютера в лаборатории Мюнхенского университета.
– Боже мой, – сказал Артур. – Только представь себе!.. Это бы все изменило. Всё.
– И именно я теперь должна помочь усовершенствовать этот механизм, – отметила она. – Уже сейчас я чувствую, как подкладываю свинью коллегам. Когда система заработает, все мы станем ненужными.
Артур провел кончиками пальцев по ее волосам. Он знал, что ей это нравится.
– Я так понимаю, ты не можешь просто взять и отказаться?
– Нет. В лучшем случае я могу прикинуться глупой.
– И что тогда?
– Тогда это сделает кто-то другой. Но результат будет тот же. – Она резко села, посмотрела на него, изо всех сил стараясь не закричать. – Тогда как я смогу защищать тебя, если больше не буду работать в НСА? Если ведомство вообще перестанет существовать? Если эта система разыщет тебя таким образом, которого я даже не понимаю?
Артур скривил лицо в неуверенной усмешке.
– Может, система работает совсем не так, как они себе представляют?..
– Артур! – воскликнула она. – Система предсказала покушение! Этот человек признался, что хотел убить Гитлера! Я видела, как выполнялся поиск, протокол шагов поиска… С нашими запросами мы бы никогда в жизни этого не предугадали! Система умнее нас, понимаешь?
Она отвернулась, обхватила колени руками.
– Я даже не уверена, что вообще смогу справиться с тем, чего от меня хочет доктор Данцер. «Это совершенно другой способ программирования», – сказал он. Понятия не имею, что он имеет в виду. Не могу представить другой способ программирования… да и совсем не хочу! Что плохого в техниках Ады Лавлейс? Принципы, которые за сто лет хорошо себя зарекомендовали.
Она на мгновение спрятала лицо между руками и коленями, потом снова подняла голову и быстро сказала, прежде чем нарастающая внутренняя дрожь охватила ее полностью:
– Я не знаю, как помешать этому суперкомпьютеру найти тебя. Даже не знаю, вообще возможно ли это!
Артур сел и обнял ее. Это немного успокоило ее внутреннюю дрожь.
– Ты обязательно справишься, – сказал он своим глубоким спокойным голосом, и это звучало так, как будто он и в самом деле полностью уверен. – Ты обязательно сумеешь понять, как все работает, и тогда тебе придет в голову какая-нибудь уловка. Как всегда.
Хелена всхлипнула:
– Какая уловка?
– Такая, до которой никто раньше не додумывался! – сказал Артур и рассмеялся. – Не знаю какая. Если бы я знал, это не было бы настоящей уловкой.
Хелена смотрела перед собой, в тот угол тайника, где древесина начала менять цвет и деформироваться от влаги, и некоторое время размышляла, но ей тоже ничего не приходило в голову.
– Мне страшно, – призналась она наконец. – Ситуация от нас ускользает.
– Так всегда бывает, – сказал Артур. – Точно так же, как с войной. Изначально мы хотели завоевать только Польшу – а теперь воюем со всем миром.
54
В эти дни Ойген Леттке так и не избавился от ощущения, будто находится в дурном сне. В квартире пусто и холодно, но ему было некогда думать о том, почему в ней так пусто и холодно – ему нужно столько всего сделать, столько всего уладить. Необходимо организовать похороны, собрать бумаги, предъявить одни документы, отыскать другие. К счастью, мать оставила точные инструкции, как должно проходить погребение, какие песни должны исполняться, какие цветы должны украшать гроб, а могилу она купила еще много лет назад. Это упростило процедуру, избавило его от многих решений, которые он в любом случае не смог бы принять в своем состоянии, напоминающем сон.
Его коллеги выразили ему соболезнование, даже Фелькерс пришла и некоторые наборщицы программ. Но не Хелена Боденкамп; ей поручили срочный проект, сказал кто-то, и Леттке только кивнул, не понимая, что это значит. Пытался ли он работать в эти дни? Проводил много времени в своем кабинете, но по вечерам никогда не мог вспомнить, что же он делал в течение дня. С другой стороны, хотя бы никаких нареканий не поступало. Впрочем, это просто потому, что с ним считались.
Только во вторник он вспомнил, что следует надеть черную повязку. Для начала ее нужно купить, но он не знал где; продавщица в универмаге, которая тоже пострадала во время артобстрела, помогла ему.
Потом были похороны, в среду днем. Священник говорил долго, но Ойгену Леттке казалось, что он говорит о ком-то совсем другом, не о его матери. Пришли коллеги из НСА, кроме Адамека разумеется, несколько пожилых женщин из числа знакомых матери; он не знал их имен. Он подошел к гробу, пожимал руки, благодарил за соболезнования и чувствовал себя говорящим автоматом. Было холодно, и все ожидали, что пойдет снег или, по крайней мере, дождь, но нет. Как будто даже облака на небе
