– А убивали зачем?
Опер развел руками.
– Может, и не убивали, – вступил молчавший до сих пор Валя Яценко. – Тел-то не обнаружили! Допустим, сидят они у какого-нибудь придурка в погребе…
– …и обслуживают его извращенные потребности, – закончил Ерохин. – Может, и так. Но у нас-то – мокруха! Так что давай-ка ты, Коля, по отделам, ты, Вань, кровь из носу достань нам журналиста, а мы с ребятами разгребем то, что останется.
К обеду следующего дня Ерохин мрачно изучал все, что выяснилось за последние сутки.
А выяснилось нехорошее.
Во-первых, прав был эксперт, предположивший, что вчерашний убийца действовал один. Все удары были нанесены топором, причем били слева. Выходило, что в лесах возле Балакирева бродит левша огромной физической силы.
Во-вторых, тайная надежда, что журналист врет, развеялась с возвращением Коли Бубнова. В районных отделах действительно были зарегистрированы заявления о пропавших.
В-третьих, отыскалась та самая двоюродная сестра исчезнувшего охранника. И подтвердила, что да, Виталик собирался поменять планы, но никому об этом не рассказывал, кроме нее. И по описанию сказочного места, куда задумали ехать Виталик с директором сервиса, выходило, что это не что иное, как Сосновая Поляна.
Настоящая фамилия журналиста оказалась Прилучный. Но кроме этого, больше ничего в редакции оперативнику сообщить не смогли, кроме того, что Прилучный – мужчина в летах.
Ерохин потер лоб, ослабил верхнюю пуговицу сорочки. Многие следователи из молодых в жару позволяли себе светлые хлопковые штаны и даже футболки, но Василь Сергеич был не таков и распущенности не одобрял. Брюки отглаживал каждое утро сам, до твердой стрелки – это у него был ритуал вроде бритья. А после того, как ушла жена, устав пилить его за безденежье и неподходящую для без пяти минут пенсионера работу, в своих привычках только еще сильнее укрепился. В прокуратуре над ним посмеивались, называли «наш старикан», и хотя Ерохин никому бы в этом не признался, в том числе и себе, прозвище его огорчало.
– Валя, кто у нас жертвы? Выяснили?
– Так точно, босс!
– Давай докладывай.
Яценко расправил широченные плечи, покрутил головой, так что в шее громко хрустнуло, и доложил.
Трое мужчин и три женщины. Всем от двадцати трех до двадцати пяти лет. Две пары состоят друг с другом в зарегистрированных отношениях.
– Семьи, значит, – перевел на человеческий язык Ерохин. – Детишки-то есть?
Нет, детишек не было. «Ну и то слава богу, – подумал Василь Сергеич, – а то остались бы сироты». Но вслух не сказал – нечего сантименты разводить.
Один из мужчин трудился контролером в общественном транспорте, двое подрабатывали от случая к случаю на стройке. Женщины временно безработные, кроме старшей, торговавшей на местном сельхозрынке.
Ну и зачем нужно убивать работяг-строителей и контролера?
– Что со следами протектора?
– Пока не ясно, Василь Сергеич. Эксперт над ними колдует, но почва… сами понимаете.
«Свалят все на залетного наркомана», – со злостью подумал Ерохин. Хотя наркоманом тут и не пахло. Нарик забрал бы все, включая колышки от палатки.
Кто же, кто? И зачем?!
– Валентин, проверь побеги за последние три недели. А ты, Гнатюк, собирайся: поедем с директором турбазы побеседуем.
* * *
В открытое окошко машины повеял ветерок, и Ерохин облегченно подставил ему лицо.
– Василь Сергеич, а Василь Сергеич… – Гнатюк сосредоточенно объезжал рытвины на разбитой, как челюсть уличного драчуна, дороге.
– Ась?
– У меня пропавшие из головы не выходят.
– Есть идеи?
– А может, их того… инопланетяне похитили?
– Нахера? – лаконично поинтересовался Ерохин.
– Ну… типа, чтобы послужили науке!
– Чучело набить, что ли? И в инопланетный зоологический музей?
– Вроде того.
– Тогда чего же этих шестерых прикончили?
Гнатюк задумался, попал колесом в яму и матюгнулся.
– А эти сопротивление оказали, Василь Сергеич. Не пожелали – экспонатами.
– Из нас тобой самих экспонаты сделают, если результата не выдадим, – напомнил Ерохин. – Там, – он ткнул пальцем в крышу машины, – из кожи вон лезут, чтобы шумиха не поднялась. Только она ведь все равно поднимется, Вань.
– Шесть трупов в одном мешке не утаишь, – неуклюже сострил Гнатюк.
Ерохин укоризненно покосился на него, но ничего не сказал.
На вчерашнем месте преступления не стояло ни одной палатки… Значит, просочились-таки слухи в народ. Испугались люди, теперь какое-то время будут стороной обходить это место, пока не отыщется дерзкий и не вылезет вперед со словами: «А что такого! Подумаешь, люди каждый день на улице помирают. Что ж теперь, и по улицам не ходить?»
И станет здесь снова все как в последние пару лет.
– Как прежде не будет больше, – проворчал Гнатюк, попав в унисон с мыслями Ерохина. – Дурная слава пошла у этой поляны. Жалко – место-то красивущее!
Директор турбазы оказался суетливым мужичком с хитрыми глазками. «Жук», – охарактеризовал его мысленно следователь.
– Не знаю, не видел, не привлекался! – Мужичок поднял руки вверх, словно сдаваясь, и подмигнул Ерохину.
– В нынешней ситуации ваши шутки неуместны, – сухо сказал Василь Сергеич.
Знавал он таких типчиков! Сразу на своем языке начинают жужжать, проверять: наш ли ты, братец? Такой же жучила, как и мы? Договоримся, а? Не успеешь обернуться – и уже сам трепещешь надкрыльями и катишь навозный ком в норку.
Директор посерьезнел, глазки опустил, покивал:
– Такая трагедия, такая трагедия! Чем я могу помочь?..
– Где вы были, Ашот Львович, тринадцатого июня с десяти до двенадцати утра?
– Тут был! Мамой клянусь! – Горькая обида отразилась на лице. – Вы что, подозреваете меня?!
– Есть те, кто может подтвердить ваши слова?
– Да весь пансионат!
– То есть два с половиной инвалида, – под нос буркнул Гнатюк.
– Вам и двоих хватит! – окрысился Ашот Львович. Не выдержал-таки роль оскорбленной невинности.
Опросили свидетелей, и не двух с половиной инвалидов, а всех, с кем оперативники накануне не успели поговорить. Не соврал директор. Да и, говоря откровенно, не мог следователь представить пузатого Ашота бегающим с топором по лесу за отдыхающими гражданами. Вот нанять кого-то – это в его духе, пожалуй.
– Вы бы не честных людей тревожили, – заблажил напоследок директор, – а пасеку проверили! Там оч-чень сомнительный тип обитает. Глухой, между прочим!
– Тоже мне, честный человек, – фыркнул себе под нос Гнатюк, нахлобучивая кепочку, когда вышли из директорского кабинета. – Такой кус земли хотел отхряпать!
